Была уверена, но почему-то отправилась проверять свою теорию…

Это была дорога на эшафот, на негнущихся ногах я дошла до лифта, достала шекелевую монетку и почувствовала, как дрожит рука.

Опустить монету в автомат… набрать номер… гудок… второй… и, наконец, его беззаботное «Хелло!»

Все! Я бросила трубку на рычаг. Вся эта пытка длилась не больше трех минут, но показалась вечностью. Что можно сказать человеку, который больше не рад тебя слышать? Что права в конечном итоге оказалась я? А зачем? К тому же права не была и я – я не отстояла своё право сказать “нет”, значит, поступила нечестно и непорядочно по отношению к себе, к Ирис Кауфман. Если такое вдруг возможно – обидеть себя самого. И как теперь с этим быть?

– Ответ до смешного прост, мисс Ирис – попросить прощения.

– Вы помните моё имя?

– Я всегда помню имена своих собеседников.

– Это очень приятно. Но как же можно просить прощения у себя?

– Прощение – это следствие понимания. Сумев понять и простить себя, вы легче поймете и простите другого. Великодушные люди всегда находятся в ладах с собой.

– Ваши универсальные учебники дружбы с собой и, как следствие, с окружающими становились бестселлерами один за другим. Вы все еще уверены, что не создали ничего выдающегося?

– Я всего лишь вспомнил несколько простых истин и своевременно напомнил о них своим студентами. Я преподавал на курсах ораторского искусства и по мере тренировочных выступлений все больше убеждался в том, что громкого голоса и четкости мыслей для настоящего оратора недостаточно. Студентам необходимо было овладеть искусством находить друзей, справляться с тревогой, производить впечатление. Но такого, казалось бы, необходимого учебника в вечерней школе, где я преподавал, не было. Я отправился в библиотеку, но и там его не оказалось. Это показалось мне очень странным, почему никому не пришла в голову такая простая мысль? И я написал этот учебник сам.

– Что лежало в основе? Те самые незыблемые истины?

– Разумеется. Мне не пришлось изобретать велосипед, он был изобретен задолго до меня. Когда я был ребенком мой отец каждый вечер повторял слова из Нагорной проповеди – «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас». Мой отец старался жить согласно этим словам, и они помогали ему сохранять душевное равновесие в любой ситуации. Это был для меня неоценимый урок.

– Удивительно. Основой вашего учения оказались слова, которые всегда казались мне лукавыми. Разве можно искренне желать добра своему врагу?

– Тогда почему Нагорная проповедь не теряет популярности много сотен лет? Я научился правильно воспринимать эти слова, и они оказались самым мудрым советом, который я когда-либо получил – человек состоит из собственных мыслей. Если кто-то без конца смакует обиды и мечтает расквитаться с недоброжелателями, то этот человек никогда не станет по-настоящему счастлив.

– Ваш отец был достойным примером для подражания. Неужели все мы до такой степени родом из детства?

– Надо сказать, отцовский пример перешел ко мне не сразу. В студенческой юности я очень стыдился своей бедности. После занятий в педагогическом колледже я доил коров на ферме и от безвыходности клял голубей, на чем свет стоит. Впоследствии я ненавидел работу продавца грузовиков – единственную, на которую в тот момент удалось устроиться. Я мечтал о преподавательской деятельности и чувствовал себя глубоко несчастным человеком. Получив, наконец, место преподавателя вечерней школы, я в некоторой степени учился вместе со своими студентами.

– Чему?

– Наверно тому, что неприятные обстоятельства – это вызов, с которым надо бороться, а не опускать руки. В конце концов, отчаянную борьбу с судьбой я превратил в увлекательную игру.

– И вы счастливы?

– Ну, конечно!

– Спасибо вам, мистер Дэйл Карнеги. Вы преподали замечательный урок сомнения как своему поколению, так и потомкам.

Давно уже повеселевшие Арик и Карим что-то увлеченно обсуждали, Ализа из степлера и ластика соорудила миниатюрное пианино.

– Хочешь кофе, Ирис? – Карим достал термос.

К помощи секретаря он в этом никогда не прибегал, а кофе готовил по старому арабскому рецепту «аль гахва» и был единственным человеком в моем окружении, способным помериться мастерством со Шломо. Только я, наверное, уже никогда не захочу кофе… Я сделала отрицательный жест, и весь мир снова ушел из-под ног.

Я неподвижно лежала, укрывшись с головой, когда Кешет прыгнула сверху и стала требовательно царапать лапой по пледу.

– Поделом мне, – сказала я, проведя рукой по её пестрой шубке, – я вела себя неразумно.

– Мяу, дорогая хозяйка, – резонно возразила Кешет, – ты вела себя разумно, страдания это и есть следствия работы разума. Даже не знаю, позавидовать или посочувствовать вам, думающим существам. Я, кошка, всегда твердо знаю, что должна делать, а что нет, а вы обменяли природное чутье на право выбора, вот и пожинаете его плоды.

– И как мне теперь жить?

– Как и прежде, путем проб и ошибок, иначе нельзя.

Если Кешет ведет со мной душеспасительные беседы, значит, я точно сплю. Или схожу с ума…

– Ирис, у тебя все в порядке? – спросил спустя пару недель Карим, доставая свой легендарный термос.

– Все в порядке, но я за последнее время так устала, что ничего больше не радует.

Карим разливал кофе по стаканам.

– У тебя потухшие глаза, я уже несколько раз вырезал тебя за это из кадра. Знаешь, у нас есть поговорка – если тебя не радуют цветы и песни, то ты болен. Это не просто красноречивое выражение, арабы в свое время добились определенных высот в медицине и именно так описали депрессию.

– Положительные эмоции, вот и все лечение, – не мудрствуя лукаво заявил Карим. – Душевную рану нельзя обработать и перевязать, можно только не делать ей больнее, а с такой, прошу прощения, унылой физиономией это вряд ли получится.

Я слышала, что многие литературные и музыкальные шедевры созданы под влиянием неразделенной любви, то есть при больной душе, которой, надо полагать, разум дал передышку и начал работать за двоих. Недаром дедушка Рубен часто повторяет, что у нашего организма стоит поучиться менеджменту.

– А как ты думаешь, Карим, что же такое все-таки душа?

– Я светский человек, в теологических догмах не силен. Душа… Наверное, какой-нибудь сверхсложный нематериальный механизм, если его биохимическую основу не обнаружили даже в эпоху нанотехнологий. А вообще, что из себя представляет душа, я наверное узнаю только когда попаду на небеса и одна из гурий скажет: «Хороший ты мужик, Карим Рантиси, только дурак, так ничего и не понял. Ладно, садись, расскажу».

Карим допил кофе и быстро поднялся.