Радиодело в разведшколе вели инструкторы из унтер-офицеров: Вадим Павлович Глухов по кличке «Соколов» («Глухов», скорее, тоже было кличкой), пожилой и степенный мужчина, и совсем молодой парень Иоргенс, которого все звали Алешей.

Иногда на занятия приходила небольшого росточка черноволосая женщина по имени Наталья Алексеевна, тоже преподаватель радиодела в разведшколе. Она носила несколько фамилий: Комова, Конкина, Кононова, Архипова… и ни одна из них, видимо, не была настоящей. Зато работала на ключе она просто виртуозно, а принять могла за минуту все двести двадцать знаков, а то и больше. Каким образом она умудрялась записывать передаваемые с такой скоростью сообщения, оставалось загадкой. Позже, когда Сыч овладел приемом и передачей на ключе, он догадался, что Кононова-Архипова просто вычленяет из принимаемых сообщений важное и отсекает «воду», типа «С нами Бог», «Желаем удачи», «Надеемся на скорое возвращение» и тому подобное. А потом, при расшифровке, дописывает в текст радиограммы пропущенное по памяти, которая у нее была превосходной.

Наталья Алексеевна провела с Сычом несколько занятий по приему радиограмм и работе на ключе и, похоже, результатами осталась довольна.

Занятия в разведшколе начинались в восемь утра и заканчивались в шесть пополудни. Ровно в полдень был обед. Простой, солдатский, ничего лишнего. Сыч имел несколько привилегированное положение в школе: он был освобожден от общих дисциплин и занимался только радиоделом, а в свободное от занятий время мог свободно выходить в город. Его занятия заканчивались в два часа дня, после чего начиналось «личное время». В принципе, два месяца, посвященные изучению радиодела, можно было воспринимать как долгосрочный отпуск…

Полтава жила своей жизнью: на базарах и толкучках, как обычно, было полно народу. Кто-то пришел продавать, кто-то покупать, а кто-то просто так, поглазеть. Как в мирное время…

Пооткрывались частные магазинчики, лавки, рестораны, пивные, парикмахерские, мастерские и даже парочка салонов мод, с витрин которых смотрели немецкие красотки. Группки немецких солдат по-прежнему охотно фотографировались возле подбитой «тридцатьчетверки» с погнутым орудийным стволом у Центрального городского парка.

Когда через два месяца Сыч, окончив обучение радиоделу, вернулся в свою разведкоманду, она уже называлась не абверкоманда-2 «Юг», а абверкоманда-202.

В августе Сыч успешно выполнил новое задание: подорвал железнодорожные пути западнее города Калач, где были заперты немцами четыре дивизии 62-й армии русских, которые за две недели упорных боев были практически уничтожены. За успешное выполнение задания Сыч получил медаль «За военные заслуги» уже первой степени и чин ефрейтора немецкой армии.

В течение зимы 1942/43 года Сыч еще дважды засылался в прифронтовую полосу с разведывательно-диверсионными заданиями, которые успешно выполнял и неизменно возвращался обратно. По возвращении он по-прежнему проходил проверки, скорее формальные, поскольку майор Кох считал сотрудника Анахорета ценнейшим агентом и строил на него большие планы.

Весной майор Ганс Кох был переведен в секретный отдел разведки абвера «Абвер-заграница», и начальником абвергруппы-206 стал капитан Эрнст Мишелевский. «Француз». Это был его псевдоним и одновременно позывной для отправки и получения радиограмм. Курчавый темноволосый капитан Мишелевский и правда был похож на француза. Не исключено, что он имел в своих бабках или прабабках какую-нибудь француженку. Агенты его недолюбливали, хотя специалистом он был высшего класса и пришел руководить абвергруппой после того, как успешно провел при помощи завербованных агентов несколько акций против повстанцев-партизан, орудующих в тыловых районах 2-й танковой армии генерал-полковника Рудольфа Шмидта.

Капитан Мишелевский не одобрял «каприза» Сыча работать в одиночку и попытался привлечь его к работе в качестве инструктора подрывного дела. Не вышло. Нелюдимый и немногословный Сыч преподавателем был никаким, и затею сделать из опытного агента преподавателя пришлось оставить.

Сыч находился в распоряжении абвергруппы-206 до весны сорок третьего года. Когда же немцы оставили город Суджу, а абвергруппа перебазировалась в поселок Писаревку Сумской области, агент Анахорет был оставлен «на оседание» на неопределенный срок с заданием собирать и передавать сведения о дислокации советских войск в районе Кияницы, Битицы и Пушкаревки и быть связным для резидента абверовской разведки под псевдонимом «Коронер», осевшего в штабе одного из полков 167-й стрелковой дивизии. В случае опасности Сыч должен был спрятать Коронера в своей землянке и вывести его за линию фронта, благо землянка находилась в семи километрах от Писаревки. Рисковать попусту, что могло бы привести к обнаружению землянки, было категорически запрещено. И вот надо же – рискнул…

Сыч снова прислушался.

Тишина такая, что давила на уши. Он невольно потрогал перебинтованную щеку. Не– оправданное мальчишество. Непростительное… А ведь считал себя профессионалом!

Вернувшись в расположение полка и пообедав, Ивашов и сержант Масленников отправились в штаб полка, где находился отдел, и он же кабинет полкового оперуполномоченного контрразведки «СМЕРШ» старшего лейтенанта Хромченко.

Сельские дома преимущественно были заняты офицерским составом полка. Небольшую деревянную школу, бывшую еще церковно-приходской, занимала полковая санитарная рота. А в Доме культуры, выстроенном из кирпичей разобранной в тридцатые годы колокольни Битицкой Александро-Невской церкви, были штаб, полковые службы и отдел «СМЕРШ».

Кабинет покойного Хромченко, по настоянию Ивашова, распечатал и вскрыл ПНШ-4 – помощник начальника штаба полка по личному составу капитан Олейников. В его ведении находилась вся полковая документация и делопроизводство. Он же выдал Ивашову ключи от кабинета и несгораемого шкафа, сказав при этом:

– Владейте. И прошу вас: будьте аккуратнее при чистке оружия…

Егора последняя фраза ничуть не задела, хотя капитан Олейников явно хотел кольнуть нового начальника полкового отдела «СМЕРШ». Он вежливо поблагодарил капитана, дождался, когда тот покинет кабинет, и подошел к старому огромному несгораемому шкафу. Достал ключи, открыл. Нижняя полка была пуста, если не считать пустого граненого стакана. На второй полке аккуратно лежали две стопки папок. Третья полка служила запираемым секретным отделением и была закрыта. Егор выбрал из связки ключей нужный и открыл дверцу. Секретное отделение было пустым.

– А что здесь лежало, когда старший лейтенант Хромченко был жив? – посмотрел он на сержанта Масленникова.

– Тоже папки с делами, – ответил тот, – которые Василий Иванович считал особо важными.

– Сколько было таких папок?

– Точно сказать не могу, – нахмурил лоб сержант. – Две, кажется.

– И куда они подевались?

– Не могу знать, – еще больше нахмурился Масленников.

– А что за дела были в папках?