– Не могу знать… Василий Иванович мне их не показывал. Он вообще папки с делами, которые вел, никому не показывал.

– Та-а-ак, – в некоторой задумчивости протянул Ивашов. – А кто первый обнаружил труп Хромченко?

– Не знаю, – пожал плечами сержант. – Меня здесь не было. Я же говорил вам, что старший лейтенант Хромченко послал меня поговорить с осведомителями… Надо других поспрашивать. На выстрел небось много штабных сбежалось. Поди разбери, кто из них был первым…

– Значит, в последний раз вы видели Хромченко живым, когда он послал вас к осведомителям?

– Так точно.

– А эти особо важные папки… Они лежали в шкафу?

– Кажись, да. Василий Иванович как раз открывал верхнюю полку, когда говорил со мной, – не очень уверенно ответил Масленников.

– А потом? Когда вы вернулись в отдел?

– А когда я вернулся в отдел, там уже были наш начштаба, его помощники, а потом еще приехали из дивизии военный прокурор и следователь «СМЕРШа». И в кабинет Хромченко они уже никого не пускали.

– Вы их знаете? Прокурора и следователя?

– Конечно. Военным прокурором дивизии у нас майор Севастьянов, а следователем – старший лейтенант Кожевников. Они и проводили следствие…

– И пришли к выводу, что смерть старшего лейтенанта Хромченко произошла по причине неосторожного обращения с оружием, – раздумчиво произнес Ивашов, скорее для себя, нежели для Масленникова.

– Так точно.

– Они вас допрашивали?

– Да.

– Чем они интересовались?

– Да тем же, что и вы сейчас. Вот только про папки разве что не спрашивали…

– А то, что в потайном отделении несгораемого шкафа отсутствуют две папки, они что, на это не обратили внимания?

– Да кто же знал, сколько этих папок было у Василия Ивановича! – едва не воскликнул сержант. – Все дела, которые он вел, он держал в секрете. Никому не доверял. Я ведь тоже до сегодняшнего дня не знал, что папки из потайного отделения пропали… А может, он сам их куда-то переложил?

– Может, и переложил, – вынужден был согласиться Егор Ивашов.

Ни в выдвижных ящиках стола, ни в тумбочке, в которой ящиков не было вообще, никаких папок тоже не оказалось.

– Похоже, что ваш прежний начальник никуда не перекладывал папки из шкафа, – сказал Ивашов после осмотра содержимого стола. – А вообще, что он за человек был? Аккуратен?

– В делах – да, – ответил Масленников. – А вот о себе часто забывал…

– То есть?

– Ну, он не всегда был опрятен. Мог не бриться по нескольку дней, не заметить, что где-то испачкался. Но в делах у него всегда и во всем был полный порядок.

– Значит, смешать папки с важными делами с папками, содержащими рядовые дела, он не мог?

– Никак не мог, Егор Фомич, – твердо проговорил сержант.

– Мы все же посмотрим папки из тех двух стопок, – решил Ивашов. – Поможешь, Федор Денисович?

Как и предполагал Егор, папки со второй полки были секретного содержания и текущими делами-формулярами оперативной проверки, которые вел старший лейтенант Хромченко. Поскольку в обязанности оперуполномоченного отдела контрразведки «СМЕРШ» помимо борьбы с диверсионно-разведывательной деятельностью врага и антисоветскими элементами в частях Красной армии, а также проверкой военнослужащих, бывших в плену и окружении, входило еще ведение агентурно-осведомительной работы по части выявления солдат и офицеров с изменническими настроениями и склонных к предательству и измене Родине, то, соответственно, начиналось оно с выявления подозрительного лица, сведения о котором были получены от осведомителя. Эти первые сведения, то есть оперативный сигнал, являлся первоначальной «зацепкой». Случалось, что, кроме «зацепки», ничего больше на солдата или офицера не имелось. В таком случае никакого обвинения против лица, на которого поступил сигнал, не выдвигалось, как и не заводилось никакого формулярного дела. Но если же на подозрительное лицо поступала более конкретная информация, то «зацепка» вырастала до формулярного дела и оперативной проверки. На фигуранта заводилась отдельная папка, куда складывались очередные донесения осведомителей. После оперативной разработки военнослужащего, заподозренного в изменнических или пораженческих настроениях или в качестве «антисоветского элемента», он удалялся с переднего края и переводился в тыловое подразделение, где его проверка продолжалась. В случае отсутствия доказательств фигурант отделывался внушением (например, за невоздержанность на язык) и снимался с оперативного учета. В случае же подтверждения подозрений в антисоветчине или изменнических настроениях (а это были еще мягкие обвинения по сравнению с пособничеством шпионам и их укрывательством) следовал арест фигуранта, со всеми вытекающими последствиями…

Левая стопка папок содержала дела, снятые с оперативного учета. Формулировок было две.

Вторая стопка папок была с делами, находящимися в оперативной разработке. Начинались они все примерно так…

Это являлось первоначальной «зацепкой». Далее были новые донесения осведомителя с псевдонимом «Коля», касательно «тов. Климчука», который по глупости, а может, и специально был явно несдержан на язык. Оперативная разработка показала, что рядовой Климчук, одна тысяча девятьсот восьмого года рождения, из крестьян, был призван в армию двадцать третьего июня сорок первого года, на оккупированной немцами территории не находился, в окружении не был, в трусости не замечен. Однако высказывания Климчука настораживали и внушали опасение, что при удобном случае он может стать перебежчиком в стан врага. Это значило, что личность рядового Климчука подлежала более глубокой проверке…

Примерно такими же по содержанию были и остальные папки из правой стопки, причем на формулярном учете Хромченко состояло и несколько офицеров полка. С папками из этой стопки младшему лейтенанту Ивашову надлежало ознакомиться более подробно. Однако ничего такого секретного, чтобы прятать какие-либо из этих дел в запираемое отделение несгораемого шкафа, папки не содержали. Обычные текущие дела оперуполномоченного «СМЕРШа», которые при утрате можно было бы легко восстановить. Значит, пропавших из запираемой полки дел среди этих папок не было…