После легкого завтрака доктор Хукс стал рассказывать о шинах медсестрам и куда более многочисленным санитарам, сидевшим по разные стороны салона. В его лекции фигурировал захолустный городок, где у него была богатая практика лечения переломов. Длинные шины Листона были основным средством при особо опасных травмах с переломами бедренных костей, очень часто встречавшихся в бою, исходя из статистики Англо-бурской войны. Людей с переломами бедренных костей, возможно, будут доставлять на борт уже с шинами, но скорее всего наложенными на скорую руку, и тогда именно длинные шины Листона предотвратят повреждение вен и артерий осколками костей. Открытые переломы и раны будут лечить хирургическим путем обычным порядком, но лишь после удаления из раны осколков и остатков грязи. Хукс подчеркнул, что санитар исполняет роль добровольного помощника, а медсестра накладывает длинные шины Листона и перевязывает на месте, при этом ей всегда следует помнить, подчеркнул он, что неправильно наложенная шина на всю оставшуюся жизнь изменит подвижность стопы.

Хукс казался слегка рассеянным, словно сама мысль об осколках представлялась ему не совсем реальной. Он делал упор на переломах рук. Правильное наложение шины влияет на владение рукой, предотвращая деформацию. Некоторые санитары усмехнулись и начали толкать друг друга локтем в бок, когда Хукс перешел к «стоячим» шинам, удерживающим руку в вертикальном положении.

Затем в салон зашел старший офицер, начальник госпиталя, заспанный на вид англичанин в соответствующем его должности звании полковника. Он был в той же форме, что и остальные. Австралийское гражданство он получил, переехав в страну или будучи временно прикомандированным. Он рассказывал о лечении огнестрельных ран в ходе Англо-бурской войны. Тогда потребовалось немало терпения, чтобы при помощи перекиси водорода и пинцета извлекать частицы обмундирования, попавшие в рану вместе с пулей.

— Не забывайте, — подчеркнул полковник, — пуля отнюдь не стерильна, она прошла через десятки немытых рук, на ней, вполне возможно, скопилось множество возбудителей опасных болезней. Когда пуля попадает в человека, она увлекает за собой и грязь с поверхности кожи пораженных участков тела, и нити ткани обмундирования, следовательно, микробы!

Далее полковник перешел к вопросу дозировки морфина. Салли не отрываясь следила за выражением лица Наоми. Подбородок у той был дерзко поднят. Казалось, полковник скупится, назначая дозировку при абдоминальных ранениях. Он разрешил применение самое большее четверти грана[9] при ранениях брюшной и грудной полости. Но, как он отметил, по мере необходимости инъекции могут из милосердия регулярно повторяться. Все остро отточенными карандашами делали записи в блокнотах. Пулевые ранения не обсуждались вплоть до этого дня, раньше до них скорее всего просто не дошла очередь.

День был посвящен подготовке эластичного бинта, его обработке кипящей водой и юсолом[10] и размещению его для просушки на штангах. Приготовили и запасы обычных бинтов для перевязки ран героев — мягких и достаточно чистых — по крайней мере на это уповали, несмотря на сообщения о недостаточной стерильности бинтов и перевязочных материалов, что обнаружилось в Египте. Но в ту пору еще считалось, что оказывать медицинскую помощь предстоит не слабым, а сильным — молодым людям крепкого телосложения, к тому же прошедшим через очистительное горнило боя.

Мрачную лекцию о сепсисе и газовой гангрене прочел капитан Феллоуз. Служа в отделении «Скорой помощи», он наблюдал их развитие в ранах, полученных на опасных улицах Мельбурна.

Прослушав все это, они страшно устали. Сил едва хватило на то, чтобы подняться по лестнице и наблюдать за висящей над морем ущербной луной. Другие направились в зал, где Фрейд по настоянию сестер и медперсонала пела «Маленький сэр Эхо». По кораблю ползли слухи. Войска уже высаживаются в Дарданеллах. Взбучка окаянным туркам! Салли вспомнились слова лейтенанта Хукса.

Еще бы — ни в тот вечер, ни ночью, ни на следующий день никто не знал наверняка, где именно в Средиземном море они находятся. Солнце всходило на так называемом левом траверзе, а потом садилось за кормой. То есть шли они на северо-восток.

Казалось, что, расставляя и закрепляя койки в гнездах пола, санитары нарочно ленятся. Наблюдавший за ними красивый молодой сержант военно-медицинской службы прикрикнул на них. Располагавшуюся на носу бывшую библиотеку оборудовали ярусами коек для ходячих раненых. Каюты на носовой прогулочной палубе отвели для выздоравливающих или легко раненных офицеров. Внизу, на палубе, ранее служившей пассажирам второго класса, точно так же обустроили все для нижних чинов. Митчи предупредила девушек, что разница будет ясна отнюдь не всегда. Молох — великий уравнитель.

Надев фартуки, они застелили сотни постелей, а санитары продолжали драить стальные двери и перегородки — работа, которая была им куда больше по душе, чем стелить постели, поскольку не уязвляла их мужской гордости. Полы и стены операционной, как и все остальные поверхности, которые только можно было себе представить, разрешили мыть исключительно медсестрам. По подсчетам Салли, на борту находились четыре врача и фармацевт, и если за ужином в тот вечер доктор Хукс казался бледным и рассеянным, то, как поговаривали, объяснялось это тем, что ему в любой момент могли приказать взять на себя функции хирурга. Хотя подобное представлялось маловероятным, поскольку раненых скорее всего будет не так много.

Женщинам дали возможность взглянуть на мелкие греческие острова у побережья Греции, к сожалению, ими же и скрытого. На палубе находились и несколько санитаров. Один из них, сержант с суховатыми, хмурыми и тонкими чертами лица, тот, что выговаривал коллегам на неумелое обращение с постельным бельем, отрывисто поздоровался и назвал вырисовавшуюся перед ними горную гряду. Это был Лемнос. За манерами этого сержанта угадывался человек бывалый. И мундир, и обмотки защитного цвета отличались от тех, что носили рядовые, весь его облик не поражал обилием надраенной до блеска кожи и опрятных гамаш. Звали его Иэн Кирнан.

Он собрал вокруг себя целую толпу медсестер, рассматривавших Лемнос, и скромно, явно не пытаясь прослыть всезнайкой, рассказывал.

— Когда Гефест был сброшен с Олимпа своим отцом Зевсом, — говорил сержант, — то поселился на Лемносе, и с нимфой Кабиро они породили лихое племя. Кузница Гефеста располагалась здесь же, на этом острове. А когда мужья Лемноса бросили жен ради фракийских женщин, лемниянки из мести убили всех оставшихся на Лемносе мужчин, что представляется несколько несправедливым по отношению к добродетельным мужьям. Аргонавты, высадившись на острове, обнаружили там одних лишь женщин, переженились с ними, все лемниянки забеременели от аргонавтов, от них произошел народ, известный как минойцы, чей царь, Евней, был сыном Ясона.