колени. Я хочу еще этого густого, сладкого меда, хочу забыться у нее между ног на долгие часы. Мужчины моего племени говорят, что нет вкуса слаще, чем вкус резонансной пары, и они совершенно правы. Раньше я их не понимал. А теперь до конца моих дней хочу пробовать на вкус лишь ее одну.

Ее вагина станет моей пищей. Все остальное недостойно внимания.

Я снова опускаю голову. Лиз нравится, когда я лижу ее. Разве она не прижимала свои скользкие, влажные лепестки к моему лицу всего несколько минут назад, требуя большего? Я дам ей больше. Мой член твердый, как камень в наконечнике моего копья. Я жажду погрузиться в нее, но сначала хочу еще раз ощутить ее на своем языке.

Она гневно рычит и бьет меня маленьким кулачком в глаз. Затем вскрикивает от боли и трясет рукой.

– Будь ты проклят! Почему у тебя голова как камень?

Это привлекает мое внимание. Моя пара поранилась. Я сажусь и беру ее маленькую ручку в свою, пока она снова не пытается меня ударить.

– Не трогай меня! – кричит она мне прямо в ухо. – Я чертовски зла на тебя! Ты говоришь по-английски!

– Говорю. – Я ловлю ее руку, которой она замахнулась. Дело не в том, что ее удары причиняют боль, а в том, что она может повредить свои мягкие маленькие человеческие ручки. Мой лоб покрыт защитной пластиной, а ее крошечные кулачки так слабы.

– Ты лгал мне!

Это выводит меня из себя. Она думает, что я намеренно обманул ее? С какой целью?

– Каким образом?

– Ты не сказал, что говоришь по-английски!

– Ты никогда не спрашивала, – возражаю я. Мое раздражение нарастает. – Ты болтаешь без умолку, предполагая, что я тебя не понимаю. Тебе никогда не приходило в голову спросить меня.

Ее раскрасневшееся лицо становится пунцовым. Она тяжело дышит, и ее дыхание паром вырывается на холодный воздух.

– Ты придурок.

– Я не знаю, что означает это слово.

– О, правда? – в ее голосе слышна насмешка. – А я думала, ты эксперт по человеческому языку.

– Некоторые из слов, которые ты произносишь, мне непонятны.

– Забавно. Мне казалось, что «придурок» идеально подходит вашему племени.

Я хмуро смотрю на нее сверху вниз.

– Я не знаю такого слова. Я – са-кхуйи так же, как и мое племя.

Она закатывает глаза и толкает меня в грудь.

– Это называется сарказм.

– Я не знаю, что такое «сарказм»…

– Проехали, – рычит Лиз, явно злясь на меня. – Господи!

Она сердится на меня? Я спас ее. Если бы она упала в воду, рыбы в одно мгновение содрали бы плоть с ее костей. Мысль о ее страданиях и смерти наполняет меня необъяснимым гневом. Я выпрямляюсь и смотрю на нее. Она, все еще хмурясь, сидит в снегу, наполовину обнаженная, и только это помогает сопротивляться ее красоте.

– Тебе не следовало убегать из пещеры.

– Убегать? Я не убегала.

Она может лгать себе, но не мне. Делаю шаг вперед и хватаю ее за тунику, а затем поднимаю на ноги. Она влепляет мне пощечину, а затем, грозно хмурясь, одергивает подол туники. Я наклоняюсь к ней. Ее запах заставляет мое кхуйи резонировать от голода. Я ничего так не хочу, как соединиться с ней, прижавшись к ее губам.

Но не сейчас, когда она смотрит на меня так, как будто я грязь под ногтями. Мое сердце сжимается, и я наклоняюсь к ней.

– Ты принадлежишь мне, женщина.

Она сердито бьет меня в плечо.

– Я никому не принадлежу.

– Нет такого места, куда бы ты смогла сбежать, и где бы я не смог тебя найти и вернуть.

Она не понимает, что с каждым днем, пока игнорирует зов своего кхуйи, ситуация будет становиться все хуже. С ним невозможно договориться или переубедить. Оно просто хочет того, чего хочет.

Кхуйи хочет, чтобы Лиз была моей парой.

Я тоже этого хочу. Она моя, и я намерен заявить на нее права.

– Боже, да ты маньяк, – бормочет она, скрещивая руки на груди. – Если хочешь знать, я искала материал, чтобы сделать лук.

– Лук, – повторяю я. Это слово я знаю, но вещь, которая приходит на ум, незнакома. – Это оружие, да?

– Да, – она смотрит вызывающим взглядом. Ее подбородок приподнят. – Я знаю, как стрелять из лука. Я тоже умею охотиться.

Я ворчу. С одной стороны, я рад, что она хочет охотиться, но с другой стороны, сильно обеспокоен. Женщин в нашем племени так мало, что они не участвуют в охотничьих походах. Они держатся неподалеку от пещер, потому что за последние несколько лет мы и так потеряли многих соплеменников, и если потеряем еще больше, то прекратим свое существование. Но я вижу решимость на лице Лиз и заранее знаю, что такой ответ ей не понравится.

Поэтому… я просто ворчу.

– Что ты хочешь этим сказать? – Она подходит ближе и пытается дотянуться до одного из моих рогов, без сомнения, чтобы, притянув мою голову, стать со мной одного роста. Моя Лиз храбрая. Я отношусь к этому с уважением, даже если это приводит меня в бешенство.

Я встаю во весь рост, чтобы она не могла дергать меня за волосы или рога.

– Ты принадлежишь мне. Если тебе что-то понадобится, скажи об этом. Моя работа – обеспечивать тебя.

– Что ж, отлично, – раздраженно отвечает она. – Как насчет того, чтобы ты обеспечил меня друзьями, а?

Я делаю вид, что не слышу. Я не верну ее обратно, пока мы не станем парой. Вместо этого направляюсь к рыбе-лицееду, которую убил. Если рыба нужна ей для лука, она ее получит.

– Пойдем. Тебе нужно вернуться в пещеру. Твоя человеческая плоть все еще слаба, несмотря на кхуйи.

– Вот это новость. Ты не думал о том, что я слаба, когда схватил меня и сорвал штаны.

Я поворачиваюсь, чтобы окинуть ее уничтожающим взглядом. Она притворялась, что ей нравятся мои прикосновения? У нее ярко-розовые щеки, что любопытно. Рассматриваю ее еще мгновение, и она неловко ерзает под моим пытливым взглядом.

– Кажется, ты не была против.

Ее лицо заливается краской.

– Вот как, подкалываешь меня этим.

Я не понимаю смысл ее слов, но румянец на щеках говорит о многом. Она смущена. Я нахожу это очаровательным, в особенности когда она прикрывает руками крошечный пучок волос между ног, чтобы скрыть его от моего взгляда. Она всерьез думает, что это поможет? Я только что вылизал каждый сантиметр ее тела. Обращаю внимание на ее голые бедра и ноги в моих ботинкам. Моим ногам не холодно, но я вижу, как мороз