Он смотрит своим непроницаемым взглядом, кажется, целую вечность, а затем предлагает еще кусочек мяса.

– На сегодняшний день в нашем племени всего два ребенка. С малышом Шорши будет три. Если и другие срезонируют, то станет больше.

Я пытаюсь переварить эту информацию.

– А женщины? Сколько их?

– Без людей? Четыре, если не считать детей.

Я бледнею. Это значит, в племени много неудовлетворенных мужчин. Может, оно и к лучшему, что Раахош спрятал меня ненадолго в этой пещере. Интересно, будут ли они грызться за девушек, которые не срезонировали, как собаки за кость?

– А сколько мужчин?

– Нас осталось двадцать четыре. Двадцать из них без пары.

– Осталось?

Он кивает, отрезая очередной кусок мяса.

– Жизнь здесь трудна. Несколько лет назад мы потеряли многих соплеменников на охоте. Четверо мужчин и одна женщина погибли прежде, чем мы смогли убить та-ли, – он качает головой. – Это было непростое время.

– Звучит опасно.

– Вот почему женщины больше не охотятся. Дело не в том, что они не могут, а в том, что мы не можем рисковать будущим племени, подвергая их опасности.

Я открываю рот, чтобы ответить, но он тут же кладет в него кусочек мяса. Это своего рода способ заставить меня замолчать, поэтому я быстро жую, а затем продолжаю.

– Но теперь у вас есть человеческие женщины. Это означает, что вы больше не кучка парней. Племя увеличивается до… – я подсчитываю. – Двенадцать с нашей стороны плюс тридцать с вашей равно сорок два человека. Много охотников.

– Немногие захотят рисковать своими парами на охоте, – говорит он, предлагая очередной кусочек. И когда я отказываюсь, кладет его себе в рот с задумчивым выражением лица. – Многие вообще больше не захотят охотиться.

– Почему?

– Охота предполагает полное уединение. Охотясь, мы проводим много времени в снегах. Можем уйти на полный оборот лун, прежде чем вернуться домой.

– Это значит на месяц?

Он пожимает плечами.

– Большинство охотятся в одиночку. Так легче охватить всю территорию. Мы выслеживаем мелкую дичь повсюду и прячем добычу под снегом, чтобы вернуться за ней позже, когда угодья станут неприступны, а крупный зверь впадет в спячку.

– Значит, охотники… проводят много времени одни? Наверное, это не самая худшая альтернатива, учитывая, что в племени тебя ждут всего четыре женщины, – размышляю я. – Это то, чем ты занимаешься?

Он кивает.

– Я охотник. Провожу больше времени в дикой природе, чем в племенных пещерах.

– Почему?

– Что «почему»?

– Почему ты проводишь больше времени в одиночестве, чем дома?

Взгляд его сияющих голубых глаз обезоруживает.

– Там у меня ничего нет. По крайней мере, находясь в дикой природе, я могу обеспечить свое племя. А дома вынужден наблюдать то, что есть у других, и чего нет у меня. Иногда это… тяжело.

Я понимаю по его взгляду, что он говорит о резонансных парах.

Я с трудом сглатываю. Значит, он добровольно пребывает в изгнании долгие месяцы, чтобы не видеть счастливые парочки? Мое сердце сжимается от жалости. Неудивительно, что Раахошу тяжело находиться среди людей.

– Черт возьми, не заставляй жалеть тебя.

Он фыркает и резко отрезает кусок мяса, а затем жует с озлобленным выражением лица.

– Мне не нужна твоя жалость, женщина.

– Жалость – это все, что ты сегодня получишь, – язвительно заявляю я.

Он рычит, обнажая зубы.

– Я не нахожу твои слова забавными.

– А я и не пытаюсь тебя развлечь, – подчеркиваю я. Затем раздраженно поднимаюсь. – Уф. Ума не приложу, что мне с тобой делать.

– Я хочу свою пару, – говорит он сквозь зубы, все еще сидя у костра. – Так это работает. Кхуйи решило, что мы с тобой будем парой, и это нельзя изменить. Ты будешь моей, и точка.

– Ах, так? – Я поворачиваюсь к нему спиной и упираю руки в боки. – А я хочу охотиться, выкуси!

Он наклоняет голову, и я понимаю, что он пытается понять смысл моих слов.

– Это человеческое выражение, – огрызаюсь я. – Я хочу охотиться и обеспечивать себя сама. И знаешь что? Я хочу принимать решения самостоятельно. Когда я наконец смогу делать то, что хочу, черт возьми? – Я широко раскидываю руки. – Все вокруг указывают, что мне делать, но знаешь ли ты, чего хочу я? Нет, не знаешь, потому что меня никто не спросил.

– Ты хочешь поохотиться, – спокойно отвечает Раахош.

– Было бы неплохо, для начала.

– Очень хорошо. Утром возьму тебя на охоту.

Я пялюсь на него, хлопая глазами. Он кажется мрачным, но… собирается взять меня на охоту.

– Правда? Вот так просто?

– При условии… – он делает паузу и бросает на меня жаркий взгляд.

– О, ну началось, – бормочу я, затем машу ему, чтобы он продолжал. Всегда есть какой-то подвох, не так ли? – Давай, выкладывай.

– Я возьму тебя на охоту, если мы будем спать сегодня ночью, как партнеры.

– Если ты думаешь, что я собираюсь перепихнуться с тобой за возможность поохотиться…

– Без секса. «Перепихнуться»? – он смотрит на меня с любопытством. – Никакого «перепихнуться». Просто касаться друг друга и обнимать.

Мое маленькое подлое сердечко снова сжимается. Он так одинок. Боже, какая я скотина. Бедный Раахош, застрял с самой упрямой женщиной на свете. Я смягчаюсь.

– Думаю, я как-нибудь это переживу.

Раахош кивает, а затем поднимается.

– Мы должны убраться в пещере и подготовиться к завтрашней охоте, раз нас не будет весь день.

– Так давай займемся делом, – отвечаю я, скрывая волнение. По правде говоря, немного волнуюсь при мысли о том, что сегодня ночью буду спать в его объятиях и позволю ему прикоснуться к себе. Я вспоминаю безудержное вылизывание киски в снегу, и волна желания накатывает на меня. Мой паразит сразу же принимается гудеть, как бензопила. «Черт тебя побери, паразит. Держи себя в руках, Лиз».

Следующие несколько часов мы занимаемся делами, и в пещере царит на удивление дружелюбная атмосфера. Раахош мастерит для меня пару ботинок из выделанных шкур, которые он отложил. Он обработал шкуры так, что они стали жесткими снаружи и мягкими внутри благодаря меховой прослойке, которая сохранит мои ноги в тепле. Ботинки больше напоминают варежки для ног с завязками на лодыжках, но, тем не менее, я довольна. Я работаю над луком, и когда объясняю Раахошу, какой материал нужен для тетивы, он достает из походного мешка что-то похожее на толстую бечевку. Надеясь на лучшее, я натягиваю тетиву, а затем приступаю к изготовлению стрел. Их я делаю из костей и ребер какого-то неописуемого на вид существа, чем-то похожего на страуса, но на четырех ногах, которые оказываются как нельзя кстати. Теперь у меня есть стрелы, они немного короче, чем