— Расскажи-ка мне, братец, все, что ты знаешь про Богомолова. Про Сергея Никитича Богомолова.

Рудик поперхнулся абсентом.

— Ну ты даешь, — проговорил он, когда ему наконец удалось откашляться и восстановить дыхание, — ты, дорогой, умудрился испортить мне аппетит, а это, уверяю тебя, непросто. Знал бы, кто тебя интересует — отказался бы от встречи под каким-нибудь благовидным предлогом…

— Что, это настолько серьезно?

— Серьезнее, дорогой мой, не бывает!

Рудик покосился на официантку, которая подошла к их столику, и замолчал. Девушка расставила тарелки, вопросительно взглянула на клиентов и, правильно оценив недовольный взгляд Рудика, удалилась.

— Богомолов прет как танк, прибирая к рукам массу собственности в городе, — начал Рудик, — при этом не гнушается самыми гангстерскими методами…

— Это я уже заметил, — вставил Маркиз, вспомнив машину, взорванную на тихой аллее Крестовского острова.

Рудик посмотрел на него внимательно и, негромко кашлянув, продолжил:

— Конечно, его усилением очень многие недовольны, и в городских верхах идет сейчас настоящая война.

— Война за передел сфер влияния? — заинтересованно осведомился Маркиз.

— Ну да, конечно.

— И кто, на твой просвещенный взгляд, возглавляет противодействующую Богомолову группировку?

Рудик на некоторое время задумался, опасливо огляделся по сторонам и, убедившись, что его никто, кроме Маркиза, не слышит, проговорил вполголоса:

— Никитенко. Вилен Иванович Никитенко.

— Это еще что за фрукт?

— Это, дорогой мой, человек старой закалки! — Рудик откинулся на спинку стула и начал по своему обыкновению вещать, как будто находился на университетской кафедре перед аудиторией, полной хорошеньких студенток. — Это, дорогой мой, один из последних представителей советской экономической школы. Если, конечно, считать, что такая школа существовала. А если говорить проще — это старый злобный хищник, успевший урвать хороший кусок от обкомовского пирога и, в отличие от большинства своих коллег, не пустивший все по ветру. Человек злой, жесткий, властный. Конечно, ему очень не нравится, что Богомолов подгребает собственность под себя. С его точки зрения, Сергей Богомолов — наглый молодой выскочка…

— Короче, если бы кто-то имел компромат на Богомолова, наиболее действенным вариантом было бы подбросить этот компромат Никитенко?

— В общем, да, — Рудик смотрел на Леню с нескрываемым и опасливым интересом, с каким смотрят на человека, собирающегося прыгнуть в пропасть без парашюта или сыграть в «русскую рулетку», — но должен тебя предупредить, это такая опасная игра! По моему мнению, куда безопаснее почесать за ухом тигра-людоеда.

— А скажи-ка мне, что тебе говорит такая фамилия — Аветисов?

— Аветисов? — недоуменно повторил Рудик и надолго задумался. — Ничего не говорит. А кто это такой?

— Николай Афанасьевич Аветисов. Может он иметь какое-то отношение к Богомолову? Как-то с ним пересекаться — допустим, какие-то общие дела в недавнем прошлом?

— Ну, ты слишком многого от меня хочешь! — протянул Рудик, ковыряясь вилкой в карпаччо. — Может, и пересекался — но во всяком случае, это вряд ли заметный человек, всех людей высокого уровня я знаю… Девчонка не соврала…

— Какая девчонка? — удивленно переспросил Маркиз. — О чем ты говоришь?

— Официантка, — как ни в чем не бывало пояснил Рудик, показав глазами на маячившую невдалеке «монахиню», — карпаччо у них сегодня действительно удачное, телятина просто тает во рту.

— Быстро ты темы меняешь! — нервно усмехнулся Маркиз.

— А по поводу нашей темы, — Рудик снова склонил голову к плечу и посмотрел на Маркиза странным долгим взглядом, — будь осторожнее, мой дорогой, это очень опасные люди и очень опасные дела… А я хочу, чтобы ты еще не раз угощал меня таким замечательным карпаччо… Впрочем, я тебя знаю как человека умного и удачливого, так что, может быть, у тебя все получится… А тогда… — Рудик на несколько долгих секунд погрузился в размышления и наконец вполголоса проговорил, ни к кому не обращаясь, — а тогда нужно срочно продавать акции «Петроинвеста»…

— Ольги, конечно, как всегда, нет, — Лиза Штукина, стареющая травести, обреченная до пенсии играть шаловливых мальчишек, энергичных бойскаутов и чахоточных племянников главной героини, склонилась к самому уху своей сердечной подруги Гаяне Айвазян, темпераментной и роковой актрисы второго плана. Лиза дружила с Гаяне последние два месяца. Причиной этой внезапной дружбы стало появление в театре Ольги Чижовой — именно такие имя и фамилия стояли в паспорте у Лолы. Новая актриса, которой явно благоволил главный режиссер, или просто — Главный, да к тому же еще одаренная природной красотой и каждый день меняющая дорогие шикарные тряпки, поминая к месту и не к месту какого-то мифического богатого и влиятельного «спонсора», не могла не вызвать настоящую бурю ненависти в маленьком тихом болоте, каким был этот второразрядный театр. Как некрасивые девочки в пионерлагере, Лиза и Гаяне подружились «против» хорошенькой Ольги, мгновенно позабыв все свои прежние нешуточные ссоры и смертельные обиды друг на друга. Ольгу они называли за глаза в лучшем случае содержанкой; другие прозвища были куда хуже, вплоть до совершенно непечатных.

— Конечно, нет! — Гаяне вспыхнула, мгновенно заводясь сполоборота. — Некоторым все можно! Если бы мы с тобой, Лизанька, не пришли на репетицию — представляешь себе, какой скандал закатил бы наш Великий и Ужасный!

— Айвазян! Штукина! — прикрикнул на подруг главный режиссер. — Мы вам не мешаем выяснять отношения? А то можем перенести репетицию в другое помещение, а сцену оставить в вашем распоряжении!

— Извините, Олег Игоревич! — пропищала Лиза Штукина своим звонким пионерским голосом.

— Свиристицкая, повтори сцену с самого начала. Ты выходишь из-за левой кулисы, поворачиваешься к залу и говоришь…

Что должна сказать героиня, осталось неизвестным, потому что в этот самый момент из-за правой кулисы вышла уборщица тетя Клава с таким выражением лица, что Главный застыл в немом восхищении и всерьез подумал, не пропадает ли в уборщице великая драматическая актриса.

— Там… — едва слышно проговорила тетя Клава, показывая рукой куда-то назад и дико тараща глаза.

— Немедленно очистить сцену! — завопила помощник режиссера Лютикова, устремившись наперерез тете Клаве. — Черт знает что творится! Вы понимаете, что идет репетиция!

— Репетипитиция! — передразнила Лютикову уборщица. — Какая еще репетиция! Там… там…

— Да что там такое? — тоном страдающего непризнанного гения воскликнул Олег Игоревич.

— Там… Валерию Борисовну убили! — выдала наконец тетя Клава поразительную новость.

— Как? Что? Не может быть! — загалдели все в один голос и бросились толпой к неожиданно прославившейся тете Клаве. Репетиция была окончательно и бесповоротно сорвана.