Открыла глаза — нет, спальня моя, и я, хвала Создателю, в ней одна. Всё как всегда: на окнах колышутся занавески (люблю на ночь оставлять ставни открытыми), по стенам, затянутым светлым шёлком, скользят отблески солнца. Вон любимый трельяж, заставленный шкатулками и расписными флакончиками, за которым я провожу непростительно мало времени. Одна из основных заповедей хальдорских леди — всегда выглядеть безупречно. Но из меня леди, как из Грейстока порядочный мужчина, так что…

Стоило вспомнить об этой нечисти, и сон как рукой сняло. Я села на постели, нашарила ногой домашние туфли, а следом за ними, уже руками, нашарила пеньюар. На ходу завязывая на груди кружевные ленты, вышла из спальни и отправилась выяснять, кого хорды принесли в такую рань.

Надеялась, это Одли и Кэрролл явились отбывать трудовую повинность, но вместо молчаливых агентов перед моим заспанным взором предстал его хордова светлость. Я так и застыла на лестнице, не веря своим глазам: Грейсток уже вовсю командовал моей прислугой, которая с утра пораньше вынуждена была тягать его манатки: выгружать из кареты тяжеленные саквояжи и заносить их в дом.

Кристофер не шутил, когда говорил о переезде. Мало того что притащил с собой кучу одежды, так ещё и какие-то коробки приволок, которым в моём доме точно не было места.

— Осторожнее! — ещё и прикрикнул на моего конюха. — Не разбейте!

Правильно, не надо. Лучше я потом сама это, чем бы оно ни было, разобью. Не лишайте удовольствия хозяйку.

— Ты что творишь? — скрестила на груди руки.

Его светлость наконец меня заметил, бесстыже скользнул по мне взглядом, напоминая, что в этом полупрозрачном наряде можно гулять только на территории спальни, максимум — будуара.

— То, о чём мы вчера с тобой договорились, — заявил невозмутимо, продолжая взглядом инспектировать моё неглиже. Ну или то, что оно с горем пополам прикрывало. — Доброе утро, Лорейн.

— А тебе — злое. Мы вчера так и не…

— А вот это поставьте сюда, — скомандовал Грейсток, поворачиваясь ко мне своим аристократическим задом.

— Ваше сиятельство? — с мольбой посмотрел на меня дворецкий, явно раздираемый дилеммой: как быть? Продолжать терпеть этот беспредел или попытаться поставить незнакомца на место.

— Всё в порядке, Додвелл, — хмуро бросила я. Спустившись с лестницы, подошла к Грейстоку. — Вообще-то дом у меня не резиновый, и ты всё равно надолго здесь не задержишься. Зачем столько вещей?

— Там личное: одежда и всякая мелочь, здесь — рабочие документы, — махнул он на приставленные к стене коробки. — Мне, кстати, будет нужен кабинет. Можно без сейфа. Без моего разрешения к этим бумагам всё равно никто не притронется.

— Что тебе нужно, так это немного скромности.

— Приготовила то, о чём тебя просил? — никак не отреагировал на моё справедливое замечание герцог.

— Всё и даже бельё, — огрызнулась я, мечтая натянуть ему на голову те самые панталоны, которые ему так не терпелось доставить в своё любимое управление для проверки.

Жаль, придётся на время расстаться и с кулоном. За последние дни я так к нему привыкла. И если это чудовище его посеет…

— За бриллиант отвечаешь головой.

— Подарок какого-нибудь любовника? — с мрачным выражением на свежевыбритом лице спросил Грейсток.

— Ну хоть не зря тебя сделали главой разведки.

Наш бестолковый разговор прервало появление Одли и Кэрролла. Не желая больше смущать и шокировать бедолаг, я направилась к лестнице, чтобы переодеться.

— Подготовьте для его светлости гостевую комнату, — бросила на ходу, обращаясь к дворецкому.

Шагнула было на первую ступеньку, когда позади раздалось недовольно-удивлённое:

— Гостевую?

— Скажи спасибо, что не селю тебя в конюшне! — рыкнула, обернувшись. Пожелав недомужу скорее проваливать на работу или куда угодно, поспешила к себе, психовать и одеваться.

Психовала долго, как и одевалась: не было никакого желания снова встречаться с Грейстоком и уж тем более с ним разговаривать. Сразу после завтрака отправлюсь в город к мистеру Ришу. Побеседую с ним о законах и брачных татуировках. Жаль, Кэрролл с Одли наверняка доложат начальнику, куда меня сопровождали. А тот не идиот, сразу поймёт, зачем я помчалась к семейному адвокату.

Ну вот что за утро такое гадское?

Но это я погорячилась. Гадким оно стало часом позже, уже когда Грейсток укатил на работу. Услышала, как ворота снова распахнулись, пропуская очередного гостя. Вернее, гостью.

Я как раз заканчивала с причёской, когда в спальню постучали, и показавшаяся на пороге служанка, Энни, изобразив книксен, сказала:

— Ваше сиятельство, в гостиной вас ожидает леди Делайла Грейсток. Просит уделить ей немного времени.

Глубоко вдохнув, досчитала до трёх. Сейчас что-то будет… Я и Делайла в одной комнате — это даже хуже, чем я и Кристофер в одной постели.

— Скажи змее, сейчас спущусь, — с трудом улыбнулась девушке. Поняв, что только что сказала, поправилась: — Её светлости, конечно же. Скажи, сейчас буду.

Даже разменяв шестой десяток, леди Делайла Грейсток оставалась примером для подражания. Истинная леди, аристократка в хорд знает каком поколении — вот кто не жалел времени на просиживание перед зеркалом. Её внешний вид и манеры всегда оставались безупречными. Когда-то я даже мечтала быть на неё похожей. На эту высокую, стройную женщину с безукоризненным вкусом и всегда такой идеальной причёской. В любое время дня, в любую погоду. Понятия не имею, как ей это удаётся.

Волосы у вдовствующей герцогини тёмные, как и у Кристофера, а вот глаза — холодные, льдисто-голубые. Когда была помладше, мне казалось, в них не хватает искры жизни. Как будто её светлость была роботом, о которых в последнее время так часто писали в газетах — изобретение века и прочее, прочее. Ну или как вариант — фарфоровой статуэткой. Даже мелкие морщинки в уголках губ и глаз не делали её живее.

Когда я вошла в гостиную, она стояла возле портрета моих родителей. Смотрела, не шевелясь и не сводя взгляда, ещё больше напоминая статую.

— Ваша светлость, — поприветствовала я свою как бы свекровь. — Надеюсь, вам уже предложили чаю. Или, может, согласитесь со мной позавтракать?

Я и сама сейчас напоминала себе заведённую игрушку. Говорила то, что говорить совсем не хотелось, источая фальшивое радушие. А я терпеть не могу фальшь в людях. Особенно в себе.

Наверное, поэтому зачастую такая прямолинейная. Непозволительное качество для леди.

— Благодарю, Лорейн, — обернулась ко мне герцогиня и добавила, в кои-то веки изменив своей установке — оставаться эталоном вежливости всегда и везде: — Я приехала не чаи распивать, а получить объяснения.

С этими словами она протянула мне газету. Всю первую полосу «Утренних хроник» занимала обширная статья, посвящённая мне и Грейстоку.