Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Относительно событий будущего уместно вспомнить призыв Иисуса «не заботиться о завтрашнем дне» (Мф 6:34), то есть не поддаваться чувству тревоги из-за неопределенности будущего[65]. Вместо тревоги Иисус предлагает найти опору в доверии Богу, Который заботится о всем Своем творении. Вспомним следующие слова Иисуса: «Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре» (Лк 18:7–8).
Роль определенных обстоятельств в формировании мировоззренческих установок апокалиптических и пророческих книг
Давайте обсудим, какие факторы могли повлиять на формирование мнения о том, что ход событий предопределен заранее согласно неким высшим закономерностям, и человеку остается только их осознавать и следовать им, не вступая в противоречия (как гласит поговорка, «умного судьба ведет, а глупого тащит»). Распространенность такого мнения не в последнюю очередь связана с особенностями сопутствующих общественно-политических обстоятельств. К примеру, это учение ярко выражено в философии стоиков, а стоицизм приобрел особенную популярность в Риме именно со времени Октавиана Августа (I в. до Р. Х.). Это был период перехода от республики к империи, когда политическая сфера постепенно становилась все более зависимой от одного человека в государстве и «зацементированной» для остальных граждан, которые теряли возможность влиять на управление государством. Поэтому не вызывает удивления, что авторы апокалипсисов – жители империй больше склонялись в сторону «предопределенности».
Конструктивный настрой и позитивные ожидания многих пророков Иудеи и Израиля подпитывались тем, что пророки могли оказывать реальное влияние на политическую обстановку своей страны. Пророк Исайя и другие непосредственно удостоверялись, как предпринимаемые ими действия изменяли обстоятельства.
Выскажем еще одно соображение относительно различий между мировосприятием пророков и апокалиптиков. Представляется, что их можно мыслить не как два альтернативных варианта отношений к одним и тем же обстоятельствам, а как два разных отношения, подходящих к отличающимся обстоятельствам. То есть пророки указывали людям на важность их осознанного выбора тогда, когда благие изменения были возможны. Например, до 587 года до Р. Х. иудеи могли избежать Вавилонского плена, договорившись с вавилонскими правителями и признав свое подчинение им – пророк Иеремия убеждал людей поступить именно так. Но после определенной «точки невозврата» уже не получается повернуть историю в другую сторону, и обстоятельства, как снежный ком с горы, катятся все быстрее ко вполне конкретному исходу. И уже тогда сам пророк Иеремия говорит: «Кто в плен – в плен».
Мировые катастрофы как осуществление божественного возмездия злу и начало кардинального обновления мира
Разберем теперь третий момент, смущающий современных читателей в апокалиптических текстах. Мы уже не раз употребляли слово «страх» применительно к апокалипсисам. У современных людей это одно из первых слов, что ассоциируется со словом «апокалипсис». В апокалиптических произведениях объективно много описаний катастроф, вследствие этого и произошла трансформация, что термин «апокалипсис», вместо первоначального значения «откровения» и раскрытия тайн, в современном словоупотреблении стал синонимом катастроф вселенского масштаба, чего-то очень мрачного. Так зачем и почему в апокалипсисах приведено столько описаний катастроф и бедствий[66], не противоречит ли это тезису настоящей книги, что апокалиптические произведения были призваны воодушевлять и вселять надежду?
Вначале отметим, что масштабные «катастрофы» – это не есть нечто «взятое с потолка» и совсем незнакомое нам. Приведем важное размышление современного толкователя Библии о глубоких психологических корнях темы катастроф: «Апокалиптические рассказы изображают гибель человечества от стихийных сил, от потоков воды или огня. Они выражают озабоченность, от которой человечество не может до конца освободиться, – является ли наша земля безопасным местом для жизни? Эти апокалиптические описания вполне реалистичны – во многие времена люди подвергались действию цунами и наводнений. И это поднимало взволнованный вопрос: может быть, однажды воды накроют всю планету, оставив ее совсем необитаемой? Извержения вулканов, без сомнения, провоцировали то же самое беспокойство – а что, если огонь перейдет все границы и пожрет все живое? И истории о катастрофах выражают наши страхи глобальной катастрофы, которая уничтожит всю жизнь на земле. Теперь же у нас есть научные объяснения вулканическим извержениям и цунами, мы можем их прогнозировать и знаем, что это еще не „конец“. Научное знание освободило нас от прежних страхов, разделяемых нашими предшественниками. Однако эпоха научно-технического прогресса в свою очередь принесла с собой новые огромные вызовы – вследствие создания атомной бомбы человечество теперь может уничтожить и само себя, и всю жизнь на Земле.
Апокалиптические рассказы позволяют этой тревоге „выйти на поверхность“ и тем самым служат средством справиться с ней. Лучше открыто говорить об этом, нежели чем загонять эти человеческие тревоги и страхи глубоко в подсознание»[67].
Таким образом, в апокалипсисах выводятся наружу общие для человечества переживания (в терминологии психолога К. Юнга – находящиеся в нашем коллективном бессознательном). И вплоть до нашего времени бессчетное количество книг и фильмов посвящено мировым катастрофам «конца света» и и выживанию в них – никто не стал бы их создавать, если бы эти темы не задевали людей за живое!
Благодаря своим объемным зрительным образам и видениям апокалипсисы наверняка вызывали яркие эмоции своих читателей, можно представить, что у тех прямо «захватывало дух» при мысленном лицезрении впечатляющих событий и в напряженном ожидании развязки с участием Бога… Можно предположить, что в те времена апокалипсисы воздействовали на своих адресатов подобно эпическому зрелищному кино в современном мире. И если продолжить это сравнение, можно сказать, что описания катастроф – это неотъемлемая часть апокалиптического жанра.
Бедствия и катастрофы, описанные в Библии, – сравнение с «родовыми муками»
Но все-таки почему катастрофы есть неотъемлемое свойство этого жанра, какие можно выделить смысловые причины? Здесь присутствуют два ключевых момента. Вначале вспомним, какие именно катастрофы были описаны. Сам Иисус в Евангелиях перечисляет как знамения «конца» следующие «традиционные» бедствия: кровопролитные войны, голод, природные катаклизмы – землетрясения, помрачение солнца, луны, звезд – и гонения на верующих (Мф 24; Мк 13; Лк 21).
Во-первых, бедствия предполагают идею возмездия за содеянное зло; вспомним, что первый «апокалиптический» рассказ в Библии – это рассказ о потопе (Быт 8–9), в котором говорится, что именно умножения преступлений вынудило Бога очистить землю от губящих ее людей, эксплуатирующих друг друга. То есть уничтожение «старого порядка» мира происходит после вопиющего умножения зла.
Во-вторых, природные катастрофы как раз и сигнализируют замену «старого» обветшавшего во зле мира новым миром Божиим –