class="p">Под густые звуки электро-хауса, Сет плавно приближается к пьяной женщине в кимоно на суперстеклянном танцполе. Проще танцевать, когда не смотришь вниз: с высоты пятисот этажей, как вертиго, от взгляда вниз ноги лишаются ритма. Обычно ему нравится смешанная толпа в «СкайБар», но сегодня он чувствует себя не в своей тарелке. Напитки на вкус не так хороши, женщины не такие привлекательные, как обычно. Слишком много народа. Чуть раньше он пробовал принять больше кокса, но в таком настроении, это пустая трата порошка. Обычно, он бы уже трахнул эту девушку в бассейне с растениями или в общей ванной комнате, но сегодня ему это кажется не стоящим хлопот. От этой мысли ему становится совсем тошно. Он стареет? Работа в корпоративном окружении высасывает из него индивидуальность? Что дальше? Будет носить костюм с галстуком? Бейджик? Слуховой аппарат? Вступит в клуб «Фонтус D&D»? Заведет страницу на «Фейсбук»? Женится? Станет принимать «Виагру»? Он непроизвольно вздрогнул. Чем быстрее он закончит там работу и двинется дальше, тем лучше.

Он бросает попытки развлечься, оставляет свой напиток, сбрасывает с плеч кимоно и отправляется на пост охраны забрать свою куртку и пистолет. Маневрируя среди массы теплых тел, блокирующих ему путь, он приближается к бару. Продвигаясь вперед, мужчина ощущает вибрацию, его тело пронзает электрический ток. От удивления он встает, как вкопанный. Вокруг человеческое море — его касается так много людей — и он оглядывается вокруг, пытаясь выяснить, почувствовал ли это кто-либо еще. Но никто вокруг не показывает никаких признаков.

Какого хрена это было?

***

Кирстен складывается пополам, и Кеке хватает ее за руку.

— Ты в порядке?

— Боже, — шепчет она. — Какого хрена?

— Что?

— Я очень странно себя чувствую.

— Твоя синесте-фигня?

Медленно, девушка начинает выпрямляться, уперев руки в бедра.

— Гребаный ад. Я так не думаю. Больше похоже на разряд на электрическом стуле. Ты ничего не почувствовала?

Подруга качает головой.

— Должно быть, я к чему-то прикоснулась.

Она оглядывается в поисках того, что могло ударить ее током.

— Здесь очень многолюдно. Может это как-то связано с перегрузкой чувств.

Кеке, кажется, не верит.

— Боже мой, женщина, чем больше лет мы дружим, тем страннее ты становишься.

— Ничего. Я в порядке. Порази меня, — говорит она Кеке. — Я выдержу.

— Ты не была удочерена, — говорит Кеке.

— Что? — переспрашивает Кирстен, держа ладонь у уха.

— Тебя не удочерили! — выкрикивает Кеке.

— Бессмыслица какая-то.

— Я знаю, — говорит Кеке. — Но мой друг с привилегиями знает свое дело. Нет никаких записей, что родители тебя удочерили или что отправили на удочерение. Он самый лучший хакер из тех, что я знаю. Если Марко ничего не нашел, поверь мне — искать нечего.

Кирстен не знает, что сказать.

— Это было нелегко. Я сама искала информацию. Последний приют был закрыт в две тысячи шестнадцатом году, и информацию о нем найти сложно… там достаточно красной ленты, чтобы задушить всех бюрократов на планете. Такое ощущение, что раз сейчас усыновление больше не происходит, это стало закрытой главой в истории Южной Африки.

— Полагаю, в этом есть смысл. Теперь, когда младенцы — редкое явление, никто не хочет вспоминать о времени, когда сотни их росли в ужасных учреждениях.

— Еще одно наследие вируса иммунодефицита. Больше не будет сирот, больных СПИД.

— И кризиса бесплодия. Больше никаких детей, точка.

На лице Кирстен на мгновение отражается боль.

— Прости, я знаю, что для тебя это сложно.

— Нет. То есть, конечно, сложно, но по другим причинам. Так ты уверена? Никаких записей об удочерении?

— Если быть точнее, никаких записей о твоем рождении. Вообще.

Кирстен предполагала, что свидетельство о рождении было подделкой. Она рассмеялась.

— Ты хочешь сказать, что меня не существует? Я призрак? Неудивительно, что я ощущаю пустоту. Теперь все начинает обретать смысл!

— Не совсем призрак, но, определенно, твое происхождение стоит под большим вопросом. Нам просто нужно узнать, что произошло. Я имею в виду, если это то, что тебе нужно. Или ты можешь просто забыть отчет об аутопсии. Возвращайся к нормальной жизни. Вероятно, это будет разумно.

— Исключено. Кроме того, моя жизнь никогда не была обычной. Мне нужно узнать правду.

Кеке осушает остатки своего напитка.

— Я надеялась, что ты так скажешь.

***

Сет смотрит на голограмму часов на стене своей спальни уже, кажется, в сотый раз с тех пор, как лег в постель. Он размышляет о том, стоит ли ему принять таблетку снотворного или достаточно. Мужчина уже выпил две таблетки «Траникс», так что еще одна, вероятно, будет лишней, особенно, после всего, что он выпил сегодня. До его ушей доносится рок-лирика.

— Сэнди, — произносит он комнате.

— Да, Сет, — мурлычет голос квартиры.

— Поставь песню «Slumber is For Corpses».

Через три барабанных удара в акустической системе сменяется песня.

Сет закрывает глаза, и какое-то время просто слушает. Затем тянется через кровать за снотворным и высыпает одну таблетку себе на ладонь. «Пох*й,» — думает он, и проглатывает таблетку, не запивая. Мужчина чувствует себя крайне недовольным своей жизнью. По шкале Качества жизни он оценивает ее на тридцать два из ста.

Едва зайдя домой, он сразу вошел в сеть «Альба», чтобы проверить есть ли новые сообщения, но зеленого кролика там не оказалось. Сет поискал чат-бота, разбирающегося в философии квантовых алгоритмов, но не смог отыскать достаточно интересного. Полчаса он смотрел ужасную ультра-реалити программу о подземных играх: «NinjaJitsu» и «Punch−Rugby», а затем пошел в постель. Он был один так долго, но все еще не мог привыкнуть к этому чувству. Такими ночами его жизнь представляется ему одной большой, пустой ямой. Он простое число, а простые числа всегда одиноки.

Даже анимационному графическому роману на его «Тайл» не удается заинтересовать мужчину. Сет просто ложится обратно и наблюдает, как переворачиваются красные цифры голограммы. Полночь. У него нет настроения даже подрочить.

***

Они покидают «СкайБар» около полуночи. Кирстен видит по глазам Кеке, что та собирается позвонить кому-нибудь из своих секс-контактов.

— Береги себя, — говорит Кеке, надевая шлем.

Она перебрасывает ногу через гладкий электробайк, опускает подножку и заводит мотор. Когда подруга с ревом стартует, Кирстен машет ей на прощание.

Стоя в монохромном прямоугольном помещении почти пустого, плохо освещенного нижнего этажа парковки, Кирстен ощущает себя взвинченной, дерзкой, сексуально возбужденной, и совсем не в настроении идти домой. Если бы она была одинока, она бы вернулась в бар, подцепила бы кого-нибудь и показала бы ему свои таланты.

Ей иногда не хватает острых ощущений от первого секса с незнакомцем: первого раздевания, первого соска во рту, рук, тянущих за волосы, а затем чувства