— За тем вас и позвали, обер-лейтенант.

— Агентура большевиков, оставленная в тылу, и так называемые партизаны пока не представляют серьезной угрозы. По крайней мере — для крупных воинских частей. Большое количество агентов и убежденных коммунистов крайне непрофессиональны, вдобавок местные жители охотно сообщают нам и службе безопасности о таких элементах. Навыки конспирации они зачастую игнорируют. Налаженных разведывательных сетей пока не выявлено.

— Ну и времени для их обнаружения у нас пока немного было, — буркнул себе под нос Пикенброк. — А хорошо законспирированную сеть обнаружить совсем не просто, лейтенант.

— Остатки разбитых войск противника могут доставить определенные неприятности, но в массе своей состоят из деморализованных солдат, основной целью которых является добраться до линии фронта или затеряться среди сельских жителей, — кивнув на комментарий оберста, фронтовик продолжил свой рассказ. — Хотя случаются и казусы вроде того случая, когда колонна снабжения северо-западнее столицы Вайсрутении была расстреляна из пушек.

— Это две недели назад, да? — уточнил Бентивеньи.

— Совершенно верно.

— Адмирал, я докладывал вам об этом эпизоде. Дело забрала Служба безопасности.

— Диверсионные же группы, господа, — продолжил подбодренный взмахом руки начальника абвера лейтенант, — это, доложу я вам, совершенно другая история. Большинство членов таких отрядов — кадровые офицеры русской тайной полиции или пограничных войск, хорошо умеющие действовать в условиях диких лесов. К тому же их тактика не подразумевает прямого боя с нашими частями. Их действия очень сложно предсказать, поскольку они варьируются от нападений на военнослужащих до обрыва линий связи и от обстрела воинских частей и колонн до поджога хозяйственных построек.

— А разведдеятельность? — спросил Пикенброк, внимательно конспектировавший все, что говорил обер-лейтенант.

— Визуальная разведка, безусловно, ведется. Агентурная — вполне вероятно. Однако следует учесть, что эти группы очень плохо обеспечены средствами связи. Функабвер пока зафиксировал всего восемь передатчиков в наших тылах, и эти случаи расследуются с особой тщательностью. Единственное — это не входит в зону нашей ответственности, а СД, как я уже сказал, крайне неохотно делится информацией. Да и на поверку оказывается, что эти передатчики принадлежат группам второго рода и их ликвидация сопряжена с определенными трудностями.

— Какими же? — Канарис, до этого момента рассматривавший фотографический портрет Франко, на котором испанский диктатор собственноручно написал посвящение ему, перевел взгляд на лейтенанта.

— Господин адмирал, — дернулся было фронтовик, но попытки вскочить все-таки не сделал, — 19 июля подразделение полиции безопасности совместно с армейскими частями предприняло попытку захватить особо наглого русского радиста, «висевшего» в эфире несколько часов. Во время операции произошел бой оперативной группы с охраной радиста, которая, по некоторым данным, насчитывала чуть ли не сотню солдат.

— Сотня? Хе! — послышался смешок Лахузена. — Что, «мясники» ушли ни с чем? Или они в качестве охраны и деревья в том лесу посчитали?

— За две минуты боестолкновения полицейские потеряли почти взвод! — В голосе фронтовика послышалась обида. — Часть из них была убита холодным оружием, часть застрелена, а остальные пострадали от мин! Во время боя оперативной группе даже пришлось отступить, а противник захватил пленных! Я думаю, что при соотношении сил меньше, чем один к трем, в пользу русских это вряд ли было возможно!

— Это вы, обер-лейтенант, многого не знаете, — оберст усмехнулся. — Ребята из Учебного полка[17]делали такие же вещи — взводом захватывали мост, который охраняла рота, а то и две, русских!

— Господин оберст, я не стал бы сравнивать русских с нашими парнями, — немного запальчиво начал Плюкер, но продолжить не успел.

— А вот этого, обер-лейтенант, мне не хотелось бы видеть у моих сотрудников! — говорил Канарис негромко, но с отчетливыми приказными нотками в голосе. — Одна из основных причин ошибок в работе разведчика — недооценка противника! И если мне память не изменяет, не далее как неделю назад группа вот таких вот, как вы изволили выразиться, «бандитов» совершила успешное покушение на рейхсфюрера. Да и действия группы, известной под кодовым названием «Медведь», ничем не уступают приключениям ребят из «Бранденбурга». Или вы не согласны, Эрвин?

На несколько мгновений в комнате установилась тишина: обер-лейтенант после отповеди столь высокого начальства просто застыл, Лахузен явно пытался понять, в чем причина лестной оценки действий противника адмиралом, обычно крайне скептически относившегося к диверсионным операциям, а Бентивеньи с Пикенброком молчали, если так можно сказать, за компанию.

— Господин адмирал, насколько мне известно, эта самая группа «Медведь» — не больше чем выдумка безопасников, охранявших тот район! — Лахузен наконец нашелся, чем ответить. — Они пытались хоть как-нибудь связать инциденты, произошедшие практически одновременно, но в разных местах. Скорее всего, торопились доложить об уничтожении разведывательной сети противника.

— Напомните мне, Эрвин, какое было расстояние между этими точками?

— Где двадцать, а где и пятьдесят километров. И это при том, что средняя скорость передвижения по так называемым «русским дорогам» равна хорошо если двадцати километрам в час. Не так ли, обер-лейтенант? Вы только что оттуда и, надеюсь, уже успели оценить состояние тамошней дорожной сети.

— Совершенно верно, господин оберст! — фронтовик уже вышел из ступора. — На основных магистралях, конечно, можно постараться ехать быстрее, но там такие заторы из войсковых колонн, что иной раз можно простоять пару часов, вообще не двигаясь. А ехать по лесным дорогам быстрее тридцати километров в час сможет или самоубийца, или профессиональный гонщик. Правда, можно принять как допущение, что русские более привычны к своим дорогам, а потому способны перемещаться по ним быстрее… — Обер-лейтенант позволил себе улыбнуться: — Но водителей у них значительно меньше, чем в нашей армии.

— Будем считать, что вам удалось меня убедить, — согласился Канарис. — Однако как вы объясните то, что многие вражеские диверсанты носят нашу форму? И владение немецким языком? Это, кажется, как раз входит в задачи контрразведки?

Деревня Загатье Кличевского района Могилевской области, БССР, 20 августа 1941 года. 9:03.

Поскольку совместить гигиенические процедуры с косметическими вчера не удалось — банально из-за отсутствия подходящего освещения, стрижку перенесли на сегодняшнее утро. И сейчас Алик учил нашего старшину создавать правильную уставную стрижку немецкого солдата. На моей, кстати, многострадальной голове. Определенная логика в этом была — если что-то пойдет не так, криво обкоцанные патлы все равно скроются под повязкой, но оптимизма роль подопытного кролика мне тем не менее не доставляла. К тому же бинты уже не являлись необходимой деталью моего туалета, а скорее страховкой — рана практически не кровила, и в самом скором времени я собирался от них избавиться. С унылостью жизни примиряли разве что чистое белье, качественная вымытость и хорошая погода.