Я тотчас скопировала мимику моей собеседницы и полезла в сумочку за носовым платком, чтобы приложить его к сухим глазам.

– А почему Камилла умерла? – робко спросила я, плавно подводя разговор к интересующей меня теме. – Она вроде бы ничем не болела…

– Да какое там болела! – махнула рукой Инесса Матвеевна. Упала она и расшиблась. Сразу насмерть! Ох!..

– Как упала? – Мои глаза расширились от удивления.

– Да из своего окна и выпала! – сообщила Инесса Матвеевна, вытирая глаза салфеткой. – Поздно вечером это было, я как раз у окна сидела, не спалось мне. Я вообще поздно ложусь, телевизор смотрю или радио слушаю. А в тот вечер ничего интересного не было, я в окно глядела, задумалась. Как думаю, мои сын с дочкой поживают. Они ведь у меня взрослые, свои семьи у них, дети. Только живут теперь далеко. Дочь в Новосибирске, сын в Норильске. Приезжают редко, все в работе, вот как ты. А я по внукам скучаю. Хочется с внуками понянчиться, а они далеко. Вот я и стараюсь себя заботой загрузить, да не всегда помогает.

Инесса Матвеевна тяжело вздохнула и немного помолчала.

– Вот и в тот вечер так уж грустно мне стало, аж сердце щемило. Сижу себе да в окно поглядываю. И вдруг – бум! – что-то у меня под окном, я аж подпрыгнула. Сначала не поняла, а потом приподнялась да вгляделась. Ой, мамочки родные!

Моя собеседница приложила руку к груди и, схватив кружку, в которую только что наливала мне чай, залпом выпила ее содержимое. Немного успокоившись, Инесса Матвеевна продолжала:

– Я в окно высунулась, а она прямо под моим окошком и лежит! Я сначала не поняла, кто же это. Вижу только – женщина с раскинутыми руками. Лежит и вздрагивает. Я, как была, выскочила во двор, не поняла сначала, что женщина-то с высоты сорвалась. Только вижу – кровь, да много так! Я бегом домой, телефон-то не взяла! У меня в телефоне-то единый номер какой-то, чтобы вызвать всех сразу. Я на него и позвонила, они там все поняли, я же говорила-то с испугу невесть что. Они мне: «Скажите ваш адрес». Я и отбарабанила, даже квартиру назвала, а она ведь не в квартире у меня лежала! Ну и приехали и полиция, и «Скорая» одновременно. Только чем «Скорая» здесь поможет, умерла ведь она! А как же, с такой высоты-то…

Инесса Матвеевна вновь наполнила кружку успокоительным отваром, но на этот раз мне его не предлагала. Я и не подумала возражать, ей он был явно нужнее, ведь в отличие от моего показного, волнение моей собеседницы было искренним.

– А пока они ехали, я пригляделась и увидела – это ведь Камиллочка! Волосы ее чудесные сразу узнала! А в руке-то ромашка! Держит она ее и вздрагивает, я думала, может еще спасут, но какой там! Врач со «Скорой» послушал ей сердце-то, да и головой покачал, все, мол. А тут люди начали собираться, соседи. То никого не было, а тут вдруг набежались. А молодой человек из милиции, ну, из полиции то есть, вежливый такой, обходительный, у меня спросил номер квартиры Камиллочки. Я сказала, а он другого сотрудника отправил. Тот возвращается, говорит, дверь заперта, а на звонки никто не открывает. Я говорю, мол, кто же там откроет, Камиллочка ведь одна живет. А вежливый-то опять ко мне: есть ли родственники, да как им в квартиру попасть, чтобы дверь не вскрывать. Я говорю, из родственников у нее сестра, но живет далеко. А ключи у меня есть. Он обрадовался, попросил ключи у меня. Я прямо как во сне на ватных ногах пошла в свою квартиру, нашла ключи, даю ему. А сотрудник этот говорит, чтобы я с ним поднялась к Камиллочке. Да еще врача со «Скорой» попросил мне успокоительное дать, заботливый такой… Я поднялась с ними в квартиру, открыли, вошли. Они прошли в комнату, видят – окно настежь, рядом пепельница валяется, окурки. Осмотрели они квартиру, один другому говорит, все, мол, ясно. Записки нет, выпала девушка из окна, жаль, такая молодая и все в этом роде. Телефон у нее на комоде нашли, забрали. Ну и все, говорят мне, пойдемте. Больше тут делать нечего. Спустились, опять ко мне зашли. Какие-то вопросы мне позадавали, я бумаги их подписала, и уехали они. А Камиллочку тоже увезли к тому времени.

Я слушала этот обстоятельный пересказ уже известных мне подробностей, а сама мысленно прикидывала, как мне перевести разговор в интересовавшее меня русло. Главное я для себя уяснила – в тот роковой вечер в квартиру Камиллы Шальновской действительно никто не вламывался. Кто бы ни был у девушки в гостях тем вечером, в квартиру она его впустила сама, и ничто не говорило о бурном выяснении отношений. Если бы гибели Камиллы предшествовала ее борьба с убийцей, то уж наверняка полицейские не оставили бы этот факт без внимания. Можно, конечно, предположить, что следы погрома в квартире устранил сам преступник, но откуда у него столько времени? Он ведь наверняка понимал, что чем дольше он задержится в квартире, тем меньше у него шансов уйти незамеченным.

– А кроме соседей, вы никого не видели? – спросила я Инессу Матвеевну, рискуя выйти из роли простодушной подруги. Но мне действительно было необходимо задать этот вопрос. Я уже поняла, что моя собеседница отличается повышенной наблюдательностью наряду с бдительностью, возможно, с ее помощью удастся найти нужный фрагмент этой головоломки. Однако Инесса Матвеевна решительно покачала головой:

– Нет, никого не было. Да и соседей-то не так уж много, кто в отпуске, кто на даче ночует. Это уж потом, на другой день сестра ее, Лиза, прилетела поздно вечером, и сразу ко мне. Посидели мы, поплакали, да что делать, не вернешь ведь сестру-то!

Инесса Матвеевна снова приложила салфетку к глазам.

– А тебя как звать-то? – поинтересовалась она.

– Таня, – быстро ответила я и спросила: – А вы хорошо знаете Лизу?

Моя собеседница только пожала плечами.

– Да как сказать… Виделись мы с ней всего несколько раз, Камиллочка-то в наш дом всего два года назад переехала, после свадьбы. Год с мужем прожила, а потом одна. А Лиза-то давно в Москве живет, только изредка в гости наезжала. Но каждый раз здоровалась, заходила