— Salve, frater[9], — нежно сказала Октавия, и впервые со времени нашей встречи улыбка Октавиана по-настоящему коснулась глаз. — Какой у тебя здоровый вид. Почти без красных пятен. Трудная это, должно быть, работа — покорять мир.

— Ну, не целый мир, — ответил он без тени иронии, — а только Египет.

— Сегодня вечером будет пир. Твоя жена все устроила.

Рядом с Октавией появилась еще одна женщина, и я почувствовала, как напрягся Александр. Это о ней предупреждал нас Марцелл.

— Ливия, — произнес Октавиан и пожал ей руку, хотя перед этим нежно обнял сестру.

— Mei Ceasar[10].

Я не заметила в ней ничего особенного. Таких никогда не провожают взглядом на улице. Если Октавия нарядилась просто, то Ливия выглядела и вовсе невзрачно. Стола из обыкновенного белого хлопка, темные косы, туго стянутые в пучок, маленький рост… У мамы тоже была невысокая хрупкая фигурка, зато восхитительный голос. А Ливия не брала ничем. И все же, будучи еще замужем и беременна, сумела приворожить Октавиана.

— Весь Рим ожидает твоего триумфа, — выдохнула она, глядя на него широко распахнутыми глазами, полными обожания. — Я уже все подготовила.

— Записи, надеюсь, остались?

Супруга усердно закивала.

— Можешь просмотреть вечером. Или раньше, если захочешь. Вот они.

Ливия выудила из складок столы свиток.

Октавиан развернул его и пробежал глазами.

— Значит, празднества продлятся три дня?

— Твоя сестра предлагала больший срок, но я сочла, что тебе не захочется походить на Антония, который любую свою победу превращал в бесконечный триумф.

— Пять дней — это вовсе не бесконечный триумф, — возразила Октавия.

— Неважно, три или пять, — оборвал перепалку Цезарь. — Наше участие требуется только в первый день. Остальное — потеха для плебса. Пусть будет так, как сказала Ливия.

Супруга Октавиана самодовольно улыбнулась. Будь это моя невестка, я бы не удержалась от пощечины. Цезарь отдал свиток Агриппе.

— Просмотри и поговори с солдатами. К завтрашнему дню все должно быть продумано до мелочей.

— Это те самые дети? — спросила Октавия.

Октавиан кивнул.

— Александр и Селена.

— Красивые, — растерянно заморгала она.

Марцелл рассмеялся.

— А ты чего ожидала? Двух горгон?

Октавия сошла по ступеням прямо к нам. Мы с братом невольно попятились. Впрочем, ее лицо было совершенно лишено злобы.

— Знаю, вы пережили ужасное путешествие. Однако добро пожаловать в Рим, — улыбнулась она и повернулась к брату, смотревшему на нас ледяными глазами. — Идем?

Все последовали за ней к портику. Мы с Александром шли позади, но, разумеется, привлекали к себе общее внимание. Женщины и девушки вытягивали шеи, чтобы нас рассмотреть; Юба даже посторонился, давая одной из них лучший обзор.

— Дочь Цезаря, Юлия, — шепнул Александр.

Редкая, необыкновенная красота выделяла ее среди множества привлекательных особ. Волны темных волос так и переливались на солнце, огромные черные очи были обрамлены длинными ресницами, и даже губы — тонкие или чересчур маленькие у прочих членов ее семьи — были безупречной формы. Юлия переводила взгляд с меня на Александра и обратно. Марцелл подошел к ней, шепнул что-то на ухо, и она захихикала. Внезапно я ощутила досаду, но не успела понять почему.

Октавиан поднял руку и громко произнес:

— Раз уж вам интереснее посмотреть на детей Клеопатры, нежели на меня… — Все тут же принялись горячо возражать, однако он беззлобно продолжил: — То я, так и быть, представляю их вам. Царевич Александр Гелиос и царевна Клеопатра Селена!

На нас обратились десятки взглядов. В толпе было по крайней мере несколько человек примерно нашего возраста.

— Великий Юпитер! — воскликнула Юлия. — Как они одеты!

— По-гречески, — пояснил Марцелл. И запоздало предупредил: — Они превосходно понимают латынь.

Щеки девушки порозовели.

Из толпы выступил статный мужчина в багряной тоге.

— Но ведь это…

— Римские граждане, — сухо проронил Цезарь.

— Ужас какой-то, — бросил мужчина. — Ну и парочка. Особенно мальчик.

— Мало тебе мальчишек на невольничьих рынках, Меценат? — Октавиан огляделся. — Может, кто-нибудь нас представит?

Марцелл охотно шагнул вперед, но Ливия опередила его, вытолкнув перед собой другого юношу. Тот недовольно сбросил с плеча ее руку:

— Что ты делаешь?

Наверное, один из сыновей, догадалась я.

Ливия сжала и без того тонкие губы.

— Цезарь спрашивал, не представит ли нас кто-нибудь.

— И лишь потому, что Марцеллу этого захотелось, я должен желать того же? Может, и в остальном ему подражать? Проигрывать на скачках подарки Цезаря, например?

Марцелл издал беспокойный смешок.

— А что плохого в игре на скачках?

— Ничего, если соблюдаешь приличия, — нахмурился Октавиан.

В его словах послышалось неодобрение. Племянник слегка покраснел, а потом все-таки представил нам собравшихся в портике, начиная с Тиберия, отпрыска Ливии, стряхнувшего ее руку. Он и его девятилетний брат Друз как две капли воды походили на мать — такие же остроносые и тонкогубые. И хотя мы ни за что на свете не запомнили бы сразу столько имен, Марцелл продолжал рассказывать. Наши сводные сестры, Тония и Антония, робко льнули к Октавии; ни одна из них даже близко не напоминала открытого и общительного отца. Кроме того, здесь была Випсания, маленькая дочка Агриппы, мама которой скончалась родами, и множество пожилых мужчин, чьи громкие имена я часто слышала в Мусейоне: Гораций, Вергилий и прочие.

Стоило Марцеллу замолчать, как Ливия протянула руку к мужу:

— Тебя ожидает приветственный пир.

Юлия тут же надула губки.

— Я еще не расспросила Марцелла о путешествии.

— Вот и расспросишь вечером, — процедила супруга Цезаря.

Девушка посмотрела на отца, однако тот не стал возражать.

Когда они удалились в сопровождении Агриппы и Юбы, а также дюжин рабов и рабынь, Октавия мягко сказала:

— Марцелл, покажи Александру и Селене их комнату.

Как только доставят вещи, я приду и сама помогу нашим гостям собраться на пир. Ну что, — обратилась она к маленьким девочкам у своих ног, — соберем розы для украшения стола?