– Я волнуюсь за тебя, Амелия! Я люблю тебя, и всегда любил, понимаешь? Но ты можешь погубить себя в этом ненужном одиночестве. Томас согласен взять тебя в жёны, обеспечить тебе защиту и спокойное будущее. Вот единственное, чего я желаю для тебя, пока я ещё жив, Амелия! Можешь распоряжаться своей долей наследства, как хочешь. Я не смею тебе в этом отказать. Можешь обеспечить Сару, слышишь? Но послушай же меня и не игнорируй лорда Стерлинга из-за детских обид…

– Детских обид?! Что за чертовщина? – воскликнула она в сердцах, обернувшись; её глаза яростно запылали, и несколько рыжих локонов выбились из высокой причёски. – Я не знаю его! И я не желаю знать его! Внезапно вы решили, будто мы с ним когда-то были близки, а потому имеете право обещать ему финансовую поддержку и меня саму в качестве супруги? Да вы в своём уме?!

Она сорвалась с места, и хотела было покинуть кабинет, но остановилась в дверном проёме и произнесла:

– Вы хороните себя и говорите об этом так буднично и спокойно, словно это правильно и естественно! Как вы можете? Вы просто покинете меня, оставите одну в этом мире, а вам кажется, что деньги и человек, возникший из ниоткуда, смогут заменить мне вас? Заменить мою семью, моё счастье? К дьяволу ваше завещание, дядя, и к дьяволу Томаса Стерлинга! Я не дам ему ни шиллинга, никогда и ни за что!

И она убежала, оставив Джеймса Гилли одного с его тяжёлым сердцем, обливающимся кровью. В ту ночь он долго не мог заснуть и всё время хватался за грудь, испытывая нестерпимую боль. Граф Монтро так остро ощущал приближение смерти, что в ту ночь молился ещё яростнее. Он просил Господа лишь о том, чтобы племянница смогла простить его и усмирить собственную гордыню.

«И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». (Откр.21:1-4)

***

В последнее время ей всё чаще стали сниться кошмары. Словно дуновения из прошлого, они приносили ей воспоминания о кровавом восстании, которое ей вместе с Магдой и сестрой удалось пережить. Иногда Амелия просыпалась от того, что плакала во сне, и подушка под ней была неприятно влажной. Но этой ночью всё оказалось много хуже, потому что, когда Амелия поднялась с постели и подошла к большому напольному зеркалу в своей спальне, она увидела в нём не себя. В отражении находился чёрный человек, высокий, пугающе похожий на фантомную тень. Он весь был закутан в чёрные одежды, а лицо скрывал за топфхельмом, однако в прорезях шлема не были видны глаза, лишь тьма. Эта бесформенная фигура всё же показалась такой реальной, что Амелия невольно потянулась к ней рукой. Пальцы дотронулись до холодной поверхности стекла, и в уши девушке ударил зловещий звон, со всех сторон окруживший её.

От внезапного ужаса Амелия упала на колени. Фигура чёрного человека возвышалась над нею, недвижимая и пугающая. Затем послышались голоса, тихие, едва различимые, они проносились по спальне вихрем, и девушка попросту не была способна распознать ни слова. Амелия сжала голову руками, стиснув зубы, и лишь тогда всё стихло. Всё, кроме одного единственного голоса, донесшегося до неё так, будто его обладатель стоял совсем рядом. Амелия узнала его. Это был её отец.

– Я не понимаю… папа, я не могу понять! – повторяла она в горячечном бреду, сложив руки в молитве. – Что происходит?

Она не знала гэльского наречия, никогда не питала к нему особой любви, даже если Магдалена просила её заучить хоть немного слов. Суровый голос отца словно ударил её мощной волной, от которой она, перепуганная и шокированная, отшатнулась и упала на бок.

– Прости меня, пожалуйста, прости! Я старалась делать всё правильно! Клянусь, я так старалась!

И она зарыдала, бросившись к зеркалу, протягивая к нему дрожащие руки. Именно такой её нашла Магдалена: она подскочила к своей воспитаннице, встав рядышком на колени, и подтянула её поближе, крепко приобняв. Когда плач прекратился, и Амелия вдруг осознала, что в зеркале отражалась лишь она и Магда, молодая графиня выпрямилась, высвободившись из объятий няньки.

– Я видела отца и слышала, как он говорил, но я ни слова не разобрала. Я знаю, он пришёл из-за меня, – Амелия потёрла глаза и всхлипнула. – Что-то не так, и в этом виновата только я.

– Ах, девочка моя, что за странные вещи ты говоришь! Тебе снился сон!

– Но я видела его в зеркале, Магдалена.

Набожная женщина тут же перекрестилась и сжала в руке чётки, что всегда и всюду носила с собой.

– Забудь ты об этих ужасах, милая. Это просто очередной кошмар и всё тут!

Попросим у доктора совета и какую-нибудь настойку, чтобы ты успокоилась…

Амелия лишь отмахнулась и поёжилась, поднимаясь с колен. Кожу холодил сквозняк, к тому же после столь странного видения она ощущала головную боль. Магдалена начала хлопотать, приводя девушку в порядок, и решила расчесать ей волосы. В ту же минуту в спальню без стука вбежала маленькая светловолосая служанка, бледная и дрожащая.

– Простите меня, графиня, ради Бога, простите, но хозяин проснулся и умоляет вас скорее прийти к нему! Он белый, словно снег, и наволочки и простыни вокруг него совсем влажные!

Амелия сорвалась с места и бегом направилась дальше по коридору, к большой хозяйской спальне. Рядом с постелью Джеймса Гилли уже находились его камердинер Филипп и двое слуг. Граф тяжело дышал, тихим голосом давая им некие указания, а когда приблизилась Амелия, жестом велел всем остальным удалиться.

Она ещё никогда не видела его таким слабым, усталым и больным. Что случилось с её покровителем и защитником за эти несколько месяцев, что она едва могла узнать его? Амелии вдруг стало так страшно приближаться к кровати, что она инстинктивно убавила шаг. Джеймс Гилли шёпотом попросил её подойти, и она пересилила себя. Босая, в длинной ночной рубашке, с распущенными рыжими локонами, Амелия осторожно присела на край постели.

Граф Монтро заговорил с трудом, однако ясность ума он умел сохранить даже в самые тяжёлые минуты своей жизни, и вот теперь он произнёс именно то, что хотел сказать:

– Моя девочка, скоро я встречусь со своими родными и с твоими родителями. Если Господь будет милостив, я увижу твоего отца и попрошу прощенья за то, что не был с ним в его смертный час, как его дочь со мной… Надеюсь лишь, он простит, ибо я вырастил и воспитал тебя, как собственное дитя, и он бы гордился.

Амелия ощутила, как по её спине пробежала холодная дрожь, когда она увидела лицо мужчины в момент его откровения. Его слова ненадолго вернули её в детство, девушка изо всех сил пыталась удержать слёзы. Резким движением она вытерла глаза.

– Что с тобой, моя дорогая? Ты так бледна, и ты дрожишь… Нет, не печалься. Не грусти. Иначе мне не будет покоя.

Джеймс Гилли приподнял с постели руку, чтобы Амелия прикоснулась к нему, и она вложила в его ладонь свои пальчики.

– Больше всего я жалею о том, что не сумею поддержать твои начинания. Ты всегда была такой смелой, стойкой и… далёкой. Совсем, как твой отец.