— Не думаю, — напряжённо ответил он, помрачнев, видно раздражаясь на упрямство девицы. — Но я тебя предупредил ещё ночью, что с тобой может статься. Я и сам не уверен в том, на что иду и, если серьёзно… — глянув в сторону ждавших у костра мужчин, княжич сощурил глаза, делаясь в миг задумчивым. — Мне не резон отсылать своего человека, нас и так слишком мало, а впереди день пути и чужой город, народ. Вчера я погорячился, очень уж жаркая выдалась ночь, — всё же не упустил случая поддеть, подмигнул.

И как бы Ладимира ни силилась сохранять внутри спокойствие, а всё зря, он ловко цеплял её, и невозможно было предвидеть следующий его шаг, всё одно, что пытаться поймать за хвост ветер, только выматывало.

— Пойдём, нас ждут.

***

К обеду вышли к деревне из дюжины дворов, уж не скажешь, что маленькая, по сравнению с теми, что попадались на пути. Имелся и широкий наезженный большак[1], и пристань на берегу, а значит, торгом и тут промышляли. Лежали под толщей снега ладьи да челноки, ждавшие первую оттепель. Отряд направился к самому широкому, сложенному из толстенных брёвен двору.

Плечистый, с седой короткой бородой, хозяин встретил путников гостеприимно, пригласив всех до одного в избу, усадил за стол, выставив перед княжеской братией печёного гуся и бражку. Оказалось, что весть о доловском отряде, что разбил свору душегубов у рубежа, прошла уже по землям увягов, а потому к ним проявили особое почтение. Впрочем, в больших селениях народ был дружелюбный, и только мелкие гнёзда дельных родов жили замкнуто и нелюдимо, как род Ладимиры. И чем ближе к Оруши, тем безопасней были места. То, что прошёл о них слух, Пребрану не понравилось, слава ему не нужна была, а тем более, такая да в чужих землях. Безобидная поездка в Орушь стала закручиваться в опасный водоворот, погружаться в который он не имел никакого желания, не такая его задача ныне, но другим кляп в рот не вставишь. Хоть слова хозяина пришлись ему по нраву, выслушал всё, однако не за похвалами он сюда приехал. В разговорах с хозяином княжич не принимал сильного участия, обходясь небольшими уточнениями. Рассиживаться долго не стали, хотелось к вечеру попасть в город, к тому же ещё предстояло найти жильё на ночь.

Здесь же купили меринов, самых лучших, какие были в хозяйстве общины. Пребран не забыл и о своей вынужденной путнице, купив ей новый кожух из чёрно-бурой лисицы. Ладимира напрочь отказалась от него, и ничего не оставалось делать, как содрать силой с её маленьких плеч изодранный зверем тулуп, пригрозив, что останется тут, если не оденется прилично. Девушка смирилась, но всё равно упрямо задирала подбородок.

А потом всю оставшуюся дорогу она молчала, и Пребран иногда забывал о присутствии девушки, которую в случае опасности нужно защищать. Он видел, как ей был тяжко находиться среди мужчин, но её муки княжич никак не мог облегчить, разве единственное, чем он мог ей помочь — это изредка делать остановки, всё же весь день на лошади. Воины, привыкшие к дальним переходам да суровым условиям, закалённые, выносливые. Им по природе положено иметь большую выдержку, могут и без отдыха обходиться, и даже без тепла и еды. Ладимира не показывала вида, как устала с дороги, терпела. Становилось скверно от одного воспоминания, как эта хрупкая, маленькая, что зимородок, девушка отбивалась от двух здоровых волков. Он всё никак не мог принять её отчаянный порыв в одиночку добраться до городища. Как с такой гордостью и вызовом она собралась просить у князя помощи?

На кротких привалах княжич видел, как она хмурится, и от этого толкалось в грудь тупым обухом чувство жалости. Она всё больше вкрадывалось в душу, пуская корни в самую глубь, туда, где ничто никогда не должно прорости, где нет жизни, а только пепел.

Пребран вздохнул, с трудом, отводя от неё взор.

К вечеру, двигаясь по однообразному белому настилу, воины разговорились. Вяшеслав, оставив давно княжича, ехал вровень с Ладимирой. Пребран не слышал, о чём они разговаривали, зато видел, как вежливо она улыбалась воеводе и другим кметям, отвечала на вопросы, и мнилось, что делала она это, чтобы лишний раз позлить его. Что, впрочем, ей удалось. Вынуждала его в сотый раз пожалеть о том, что потащил её за собой, и гневался он на себя. Разжалобить сумела, это вышло у неё ловко. В одном всё же был благодарен ей. После того, как промыла рану, боль за целый день беспокоила его всё реже, а движения стали свободнее, и главное, теперь дышалось полной грудью. И если бы не она, то верно долго бы ещё мучился, и как бы не слёг бы совсем.

Пребран и не заметил, как окоём потускнел, по земле вместе с морозом потянулся сумрак, затягивая небо синими длинными лоскутами облаков. Тени постепенно поглощали заснеженные холмы, поля и леса. А вскоре впереди засияли огни, к ним путники и устремились.

Орушь, как и предполагал Пребран, оказалась небольшим городом, разбитым на две доли, очерченным нешироким руслом реки Исбовь. Меньшая половина «гнезда» состоял из редких построек бань, овнов и гостиных срубов. Её всадники проехали споро, не задерживаясь. Здесь останавливаются на ночлег мелкие торговцы да деревенские, когда приезжают на торжище. Миновав дворы, спустились к самому берегу. На массивных дубовых «козлах» пролегал мост, не широкий, но телега пройдёт, правда с другой телегой не разойдётся и, верно, одни ждали других, чтобы переправиться. По весне наверняка тут происходит настоящее столпотворение, и очередь, которая начинается с раннего утра, выстраивается длинными рядами, повезёт, если к обеду переправишься. Ныне же, когда река затянулась льдом, натоптанных и наезженных дорог было множество — выбирай любую. Всадники всё же решили пройти мостом, как и положено.

Деревянные расшатанные плахи скрипели под копытами, выдерживая многопудовый вес. Отряд легко минул его и оказался в кипящем жизнью посаде, где морозный воздух смешивался с дымом и гарью, а звуков было столько, что не сразу разберёшь в какой стороне находиться кузня, а в какой гостиные дворы, полные галдежа постояльцев. Здесь так же были рыбацкие постройки, гончарский сруб, корчмы и жилые истопки, разбросанные по берегу. С высоты показалась массивным тыном с высокими башнями по обе стороны от главных ворот зубчатая крепостная стена городища. Под пластом тяжёлого темнеющего неба она была похожа на скелет чудища.

Углубившись, всадники остановились у корчмы, которая из всех была на вид самая опрятная и внушительная. Стоило проехать ворота с резными столбами по бокам, и путников встретили мальчишки-конюшие, забирая лошадей.

Пребран отвернулся, когда внутри будто шилом кольнуло от того, что Никрас подоспел вперёд всех к девушке, помогая той слезть с лошади. Как он и думал, девчонка едва держалась на ногах, хоть и из последних сил старалась показать стойкость, и это в который раз вынудило его пожалеть о том, что он взял её с собой. В одном он убедился точно — пока она рядом, не будет ему покоя.

Заходить внутрь не стали, оттуда даже за закрытой дверью были слышны громкие голоса и брань, да и мужчины решили, после того, как узнали, какая слава прокатилась о них по здешним землям, оставаться в тени.

— Позови мне хозяина, — велел Пребран тощему отроку, что забирал кобылу у Ладимиры, но ждать не пришлось, дверь распахнулась, выпуская гудящие звуки утробы горницы. К ним вышил жилистый, чернобровый мужчина, который так торопился, что забыл накинуть тулуп — в одной холщёвой рубахе был, поверх которой только козья душегрейка, да в просторных заправленных в сапоги штанах. Намётанный его глаз сразу различил в прибывших гостях не простых, а потому взгляд его сделался почтительным. На ходу поймав прислужника, дав какие-то распоряжения, он широким шагом приблизился к гостям.