Ночевали на постоялых дворах в деревнях, где было тесно, шумно и не продохнуть от дыма, или в городских гостиницах, где, конечно, было почище, но и дороже.

Через четыре дня путники заблудились ночью в густом тумане. В деревушке, на которую они каким-то чудом набрели, их отказались пускать на ночлег, но один местный житель согласился проводить их через лес. Здесь начинается история, которая пригодилась бы автору приключенческого романа. Провожатый привел трех путешественников на скверный постоялый двор посреди леса, который держала какая-то женщина. Собственно, это был даже не дом, а продуваемый всеми ветрами одноэтажный сарай, состоявший из общей комнаты и каморки. В зале с камином стоял длинный стол, за которым сидели савойские крестьяне и нищие, ели жареные каштаны с черным хлебом и запивали молодым вином. Делать нечего — пришлось остаться, хотя у хозяйки не было ни постелей, ни конюшни. Лошадей пристроили в хлеву, не расседлывая, а сами подсели к бродягам. Вид у них был совершенно разбойничий, но, по счастью, они перепились и заснули у очага. Проводник ушел спать на сеновал, а путники забаррикадировались в каморке, подперев дверь кроватью и закрыв ставни. Вынули из ножен рапиры и положили на стол. Спать никто и не думал. Напряженно вслушивались в тишину, вздрагивая от каждого шороха. Наконец нервное напряжение сделалось невыносимым; они решили бежать, благо заплатили хозяйке еще с вечера. Отодвинули кровать, осторожно пробрались в общий зал — все спят.

Тут пришел проводник и предупредил Робера (он единственный из всей компании понимал по-французски): бродяги договаривались рано утром подстеречь их в лесу и ограбить. Но они еще крепко спали, когда путники покинули негостеприимные стены за три часа до рассвета. Проводнику пообещали щедрую награду, если он выведет их к Лозанне проселком. На счастье путешественников, он оказался честным малым.

К рассвету путники выбрались из леса на большую дорогу и к полудню уже были в Лозанне, где рассказали о своих приключениях. Как оказалось, они действительно подвергались большой опасности: в лесу под Мезьером ежедневно убивали людей — там орудовала банда Длинного Пьера. Некоторое время спустя его изловили и колесовали в Берне; между прочим, он признался, что намеревался убить в Мезьере несколько студентов.

Феликс и Томас расстались с Робером в Женеве и поехали дальше под покровительством врача Мишеля Эроара, путешествовавшего со своим лакеем. Дорога, шедшая вдоль озера и кромки гор, становилась довольно опасной. Граница между Савойей и Францией проходила по реке Эн, через которую пришлось переправляться на лодках.

Впоследствии путникам еще не раз доводилось форсировать водные преграды — и вброд (при воспоминании об этом у Феликса даже 30 лет спустя мороз подирал по коже), и на пароме. Несмотря на то что был уже конец октября, на юге Франции стояла страшная жара, и после обеда путники отдыхали, пережидая зной до вечерней прохлады.

В общей сложности путешествие продлилось 20 дней, из которых собственно путь занял 15 дней — остальное время ушло на ожидание попутчиков и отдых. Феликс преодолел 95 миль и потратил 10 ливров, 12 шиллингов и 10 денье, в том числе на корм для лошади, чаевые и пошлину за переправу через реки. Добравшись до цели путешествия, Монпелье, он продал своего конька за восемь крон и на эти деньги купил одеяло и кое-что из одежды.

Пять лет спустя, завершив образование и возвращаясь домой, Феликс Платтер решил проехать через всю Францию и побывать в Париже.

В дорогу он со спутниками отправился 3 марта 1557 года. Наступил Великий пост, а это означало, что в католической Франции на всём пути уже не придется есть мяса. Дороги становились всё хуже (только дорога из Парижа в Орлеан была мощеной). По ночам улицы городов не освещались и было темно, хоть глаз выколи. В Кастельнодари Феликс, разыскивая гостиницу, ударился головой о крюк, на котором мясники вывешивают свой товар. С наступлением темноты городские ворота закрывали, и путникам, не успевшим войти, приходилось ночевать на постоялых дворах за городской чертой. Эти заведения по-прежнему были ненадежны; в одном месте в компанию к студентам набивался какой-то подозрительный тип со слугой, оба вооруженные холодным оружием (в те времена во Франции запрещалось носить с собой пистолеты); пришлось сбежать и прятаться от них в лесу.

(Надо отметить, что в те времена встреча с разбойниками почти гарантированно стоила жизни. Позже налетчики отнимали у проезжающих только кошелек. Брат Феликса Томас Платтер, в 1595 году повторивший путь из Базеля в Монпелье, опасаясь дорожного нападения, взял с собой вместо денег переводной вексель. Василий Баженов, в 1762–1763 годах путешествовавший по Италии с образовательной целью, тоже подвергся нападению разбойников, лишился всех денег, но остался жив.)

На Гаронне начался паводок; реку нужно было пересечь на лодке вместе с лошадью. Лодка дала течь, лошадь Феликса испугалась и прыгнула в воду. К счастью, она добралась до берега, иначе ее хозяин лишился бы всей поклажи, как не раз бывало с другими путешественниками.

В некоторых городах юга Франции тогда свирепствовала чума. В Эгильоне путников заставили поклясться, что они не были в Тулузе. 40 лет спустя на слово уже не верили: во время эпидемии чумы перед отъездом нужно было получить у секретаря суда справку о добром здоровье (услуга платная) для предъявления на въезде в другой город.

Наконец, Феликс в очередной раз убедился на собственном опыте, как важно подобрать хорошего попутчика. Его спутник доставлял ему массу хлопот и неприятностей: то он поранился и его надо было лечить, то захотел вдруг съездить из Парижа в Орлеан, что было совсем не по пути, и пришлось ехать с ним, то тянул с выездом под разными предлогами, а то вдруг потребовал, чтобы Феликс отдал ему свой плащ, потому что его собственный совсем истрепался. Неудивительно, что Феликс, добравшись до Базеля, на радостях разрядил свой пистолет в стену чьего-то сада и подарил плащ проводнику. Его возвращение праздновала вся улица.

Древние римляне, завоевав и присоединив к своей империи очередную провинцию, принимались строить там дороги и «транспортные инфраструктуры». Сооруженные ими акведуки продолжали восхищать путников и много веков спустя, когда почин соплеменников Юлия Цезаря уже давно канул в Лету. Дороги в Европе были ужасны, и достаточно продолжительное путешествие превращалось в подвиг.

«Я отправился на почтовых в жуткий холод. В шести лье от Блуа дороги были столь испорчены льдом и рытвинами, что мой конь несколько раз упал, хотя и не причинив себе вреда. Когда он споткнулся в последний раз, ударившись мордой о землю, оголовье порвалось», — вспоминал граф де Форбен, следовавший в 1683 году из Блуа в Пуатье по казенной надобности. В глухой провинции проехать куда-либо без проводника оказывалось просто невозможно: не было не только дорожных указателей, но и самих дорог. «За ночь выпало столько снега, что дороги совершенно замело, но купцы, много раз ходившие по этим местам, от дерева к дереву, не могли заблудиться» — эта запись из мемуаров того же автора относится к следующему году, когда он путешествовал по Оверни.