– Крышую я эту команду! Понятно?

– Не понял, – сказал один браток.

А второй прокомментировал:

– Херня!

– Чего ты не понял? – угрожающе подпрыгнул Костя. – Сказано же, отвали!

– Маляву покажь! – потребовал браток со шрамом. – То есть лицензию.

Тут Костя, похоже, слегка опешил. Рефлекторным движением он пригладил длинные волосы, сразу выпав из образа «братка», и спросил:

– Какую такую лицензию?

– Обыкновенную, – отрезал браток. – Утвержденную смотрящим по городу, тот есть мной, Гинчей, местным отделом милиции и, наконец, Паханом нашим, то есть покровителем небесным, Аавом Кистеперым. То есть не самим, конечно, а главным богуном местного храма Левоном-Кистенем. Чего молчишь? Нету лицензии?

– Замочу! – неожиданно истерически взвизгнул Костя и подпрыгнул, норовя заехать пяткой в челюсть этому самому Гинче-смотрящему, но второй браток сказал свое любимое «херня» и отправил нашего героя в нокаут. Как-то очень обыденно, словно окурок выкинул. Вот и все. Рухнула наша дырявая крыша.

Первый браток пробормотал что-то вроде «Сплошной беспредел, обрадовались, гады, что Кабана замочили…», потом посмотрел на меня и сказал:

– А ты чего вылупился, бардель-менструель? Тебе сказано, работай, вот и работай. А с этим придурком мы разберемся. Никто тебя гнать отсюда не собирается. Вечером зайдешь, зарегистрируешься, заплатишь налог, ну и там, за место, как положено, чтобы все чики-чики было, то есть по понятиям. Понял?

– А куда зайти-то? – ошарашенно спросил я. – Я ведь недавно здесь лабаю и вообще в вашем городе второй день, так что не знаю пока никого.

– Во-он за тем углом, там у нас офис, контора, короче. «Ниссан» называется, в общем, сам увидишь. Спросишь Гинчу, меня то есть. Вместе с телкой своей, ей тоже регистрация полагается. И прописка. Усвоил? А что никого не знаешь, так это шелуха. Сплюнь. Узнаешь. И тебя узнают, а дальше – как получится, ну давай…

– Ниссан – это японский ресторан? – ошарашено спросил я. – Вы что, ребята, из якудзы?

– Дура, – почти ласково ответил Гинча. – Ниссан – это мой первый джип, машина такая, не знаешь, что ли?

После чего любитель джипов повернулся к своему сотоварищу и сказал:

– Забирай этого придурка и пошли. Давай, Гонза, не тормози, часики-то тикают!

Неразговорчивый Гонза легко встряхнул нашего героя, посмотрел на меня выразительно и, как мне показалось, со значением и потопал за своим приятелем. Или начальником? Нет, начальники не здесь, начальники в зоне, а здесь, наверное, старшие. С ударением на «и».

Первым моим желанием, когда парочка, уводя понурого героя Костю, скрылась из видимости, было смотаться отсюда поскорее, сделать ноги, так сказать, свалить, и все такое прочее, но, вспомнив, как на меня посмотрел Гонза, я решил немного повременить, тем более что бежать мне было некуда. Да и Люта, похоже, никуда уходить не собиралась. На всю эту безобразную сцену она смотрела с откровенным любопытством, а на братков, по-моему, даже с симпатией. Ей что, на Костю совсем наплевать, что ли? Ну и дела!

Публика не расходилась, а может быть, подошла новая, так что нас по-прежнему окружала небольшая толпа. Не толпа, так, толпишка. Внезапно народ снова пришел в движение. Толпа раздалась, и передо мной появился звероватого вида мужик, курносый, с бугристым красным лицом, в какой-то невероятной грязно-коричневой хламиде, подпоясанной вервием. «Богун… богун», – бормочущими волнами прокатилось в толпе и стихло.

Богун молча подошел ко мне и принялся внимательно рассматривать. От его взгляда мне стало неуютно и захотелось зачехлить гитару. Богун явно чего-то ждал от меня и досадовал на мою несообразительность. Наконец я не выдержал и спросил:

– Что вы хотите?

– Играй, – низко приказал богун и отступил назад и немного в сторону.

«Вот ведь, еще и богун этот на мою голову… – подумал я, теряясь под тяжелым разбойничьим взглядом. – Надо играть».

И я начал:

Давайте восстановим Храм,

Не будем мелочны и скупы

И золотой воздвигнем купол

Над бестолочью наших драм.

Жизнь прошагала по костям,

Жизнь душу стравливала с телом,

Но время каяться приспело,

Давайте восстановим Храм!

Мы все – холопы. Каждый дран.

В судьбе страны, такой негладкой,

Все на крови – любая кладка,

И все же восстановим Храм!

Чтоб вновь начать отсчет годам,

Чтобы безвременье рассеять,

Хотя б во имя милосердья,

Давайте восстановим Храм!

Пусть, озаряя лица нам,

Храня от нового распада,

Души затеплится лампада,

Давайте восстановим Храм![6]

– Восстановим, значит, – хрипло сказал богун. – Только сначала порушим, а потом восстановим. Вон, стало быть, как. Ладно, пой, убогий, не свое поешь – верхнее. Пой, разрешаю.

«Богун, богун…» – замирая, шелестело в толпе.

Теперь я работал здесь, на рынке, так сказать, на законных основаниях, а стало быть, просто так уйти не имел права. Пока в моем товаре была нужда. Поэтому я покосился на Люту, которая во время всей этой трагикомедии не произнесла ни слова, – девушка скованно кивнула мне в ответ, и я взялся за гриф…

Там вдали в притоне Сан-Франциско,

Где бушует Тихий океан,

Как-то раз вечернею порою,

Разыгрался дикий ураган…

Работать так работать, чего уж там. Ну, публика почтенная, держись!

…Значит, я с сестрой имею дело,

И к ее ногам упал он вдруг…

Разве плохо по земле пройти пешком?

Без ботинок, без сапог, босиком?

Только чтоб нигде коварное стекло

Твоих ног босых в траве не стерегло

Песенка хиппи

Герои, как известно, бывают режущие и рубящие, стреляющие и попадающие. А также, соответственно, зарезанные и зарубленные, застреленные и попавшие, а также промахнувшиеся, а стало быть, тоже застреленные. А еще потомственные. Так что профессию героя я не выбирал, просто была вакансия в героическом отделе службы межмирового равновесия, СМР, сокращенно, вот меня на эту вакансию и взяли. По рекомендации моего папаши. Хотя в детстве для меня мой герой-отец был таким же редким явлением, как северное сияние на экваторе. Старожилы отдела, рассказывают, что предок мой был герой хоть куда! И вот однажды он появился и решил мою судьбу. Так что в «самурайке»[7]я оказался неожиданно для себя, но закономерно для всех окружающих.