— Это ты там шатаешься, командир?

— Я, спи.

— Да как тут уснешь, если ты шатаешься?

Военная профессия научила сверхчувствительности. Он что-то упустил и не мог понять, что. Супруги спали, он слышал, проходя через комнату, их дружный храп в две носоглотки. Алексей закрыл глаза и сразу провалился в сон…

«Первые петухи» прогремели в начале седьмого. Еще не рассвело, только начинало. Мощный взрыв прогремел на дороге, забился в судорогах крупнокалиберный пулемет! Алексей резко сел на кровати, ошарашенный, ни черта не понимающий. Стены тряслись, ходили ходуном, попадали на пол какие-то старые фотографии в рамочках. Пулемет не унимался, доносился нарастающий гул — по улице Рассветной с западной стороны ползла тяжелая техника. Хлопали одиночные выстрелы, лаяли автоматы, но их трескотню глушил пулеметный грохот. Он запрыгнул в сапоги, натянул через голову гимнастерку, защелкнул ремень с подсумками и схватил автомат, висящий на спинке кровати. Взрыв прогремел совсем рядом, за палисадником! Из ограды вываливались штакетины, звенели стекла, от грохота заложило уши…

Происходило то, что советскому командованию не снилось в самых страшных снах. Пользуясь растянутостью фронта, сложной местностью, неразберихой в частях РККА, немецкие войска перешли в контрнаступление! Командованию вермахта удалось подтянуть к Калачану несколько мотопехотных батальонов 16-й армии, пару рот из моторизованного корпуса 3-й танковой армии генерал-полковника Георга Райнхардта. Эти части лесами и болотами просочились мимо вырвавшихся вперед разрозненных подразделений гвардейской дивизии и к рассвету вышли на позиции у западного леса. Удар был стремительным, не оставляющим шансов крохотному гарнизону. Прийти на помощь оказалось некому — боеспособные части в этом районе отсутствовали. Танки пронеслись до городских окраин, высадили пехоту и отправились дальше. Основная масса войск шла по Центральной улице, остальные рассыпались по параллельным Подъемной и Рассветной. Фашисты шли волной, без труда пробивая себе дорогу к комендатуре…

Это было что-то запредельное, не поддавалось осмыслению! Алексей кинулся к окну. Яблони в палисаднике препятствовали обзору, но частичная видимость сохранялась. За стеной шумели товарищи, ругался Шура Шевченко на протяжной ноте. Пальба не стихала, нарастал рев двигателей. Он, спотыкаясь, кинулся к двери, вылетел в коридор. Ногой распахнул дверь:

— Не стрелять, это я!

Коля Одинцов цедил забористые выражения, наматывал портянки. Мазинич поступил умнее, портянки в расправленном виде лежали на голенищах, он просто запрыгнул в сапоги. Шура Шевченко — рассупоненный, голый по пояс — распахнул окно, распластался с автоматом на подоконнике, стряхнув на улицу горшок с какой-то засохшей флорой.

— Товарищ капитан, что за хрень? — прошипел Одинцов. — Это немцы, что ли?

— Нет, китайцы! — гаркнул Алексей. — Не стрелять, Шевченко, подожди…

По улице в восточном направлении пробежали несколько красноармейцев. Они ругались, беспорядочно отстреливались. «Хлопцы, в переулок!» — истошно завопил кто-то. Но уйти все-таки не успели. С интервалом в пару секунд прогремели два взрыва — в самой гуще бегущих. Людей разбросало. Ударной волной перекосило ограду, треснула и упала, как подкошенная, молодая яблоня.

Какого хрена немцы вернулись в Калачан?! Нет, понятно, собрали в кулак на отдельном участке фронта разрозненные силы, нанесли удар… Но что это даст? Все равно придется отступать, это и ежу понятно, не говоря уж про немецкое командование! Это в 41-м могли прорваться, оторвавшись от основных сил, пошалить в тылу у русских, а потом отойти. В 43-м такой номер не проходит, нужны ресурсы, воля, значительный перевес, которого немцы навсегда лишились… Временное явление, продержаться день-другой, пока советские генералы будут обтекать от удивления, а потом опять — в западные болота?

Да это же ради объекта «Waldhutte» за Шагринским лесом! — пронзила дикая мысль. Не успели вывезти архивы, пришлось срочно бежать. Абвер в истерике, надавили на командование сухопутных сил, резонно решив, что русские со своим бардаком еще не добрались до бункера! Бесценные архивы, если русские их захватят, то войну можно сворачивать! Несомненно, цель немцев — этот объект, а там охраны — с гулькин нос! Быстро вскроют свои запоры, вывезут все самое ценное, объект взорвут или затопят, тогда и Калачан покинет эта отчаянная сводная группа…

Техника лязгала уже у соседнего дома.

— Командир, уходить надо огородами! — выкрикнул благоразумный Мазинич.

Принимать бой, естественно, глупо. У них свое задание, за срыв которого по головке не погладят. Но обстановка менялась молниеносно, шансы на успешный исход стремились к нулю. Алексей попятился, выскочил в коридор и устремился в комнату. Там окно было шире, и с обзором дела обстояли лучше. Он отогнул занавеску, отмахнулся от Шевченко, нечего тут страстно дышать в затылок! Дьявол, какого черта?! Вдоль дороги, прижимаясь к заборам, бежали немецкие солдаты, по проезжей части, огибая воронки, надвигался восьмиколесный бронеавтомобиль «Пума» — с него и работал пулемет, поливая огнем огороды и строения вдоль дороги. Разбилось стекло где-то слева — хозяйская спальня! Какая-то возня, ломались трухлявые доски под окном. А в следующий миг образовались сами Божковы в исподнем. Женщина путалась в длинной сорочке, седые волосы падали на плечи. Муж в обвисшем нательном белье подталкивал ее в спину, орал благим матом: «Нихт шиссен! Нихт шиссен! Я свой!!!» Он так махал руками, что его заметили. Солдат вермахта вскинул карабин, но другой что-то бросил ему, и он опустил руку. Божковы уже добежали до калитки, вывалились наружу. Алексей со злостью вскинул автомат, чтобы пропороть Петра Силантьевича, но его закрывала собой женщина. Он мог прибить обоих одной очередью, но что-то остановило. Ну, не приучили офицера «Смерша» стрелять в баб, какими бы гнидами они ни оказались! Вот тебе и лояльность Советской власти! Гнидами были, гнидами и остались. Вернулись Советы — затаились. Комендант Несмелов подноготную этой парочки, конечно, не знал. Наверняка фашистам прислуживали! Оба, спотыкаясь, уже бежали по улице, в объятия немцам. Мелькнула офицерская униформа. «Господин офицер, мы свои! — истошно вопил Божков. — В доме офицеры «Смерш», их четверо, хватайте их!»

Вот же подпевала фашистская! Алексей ударил длинной очередью, отпрянув от окна, чтобы не пораниться осколками. Окно разлетелось вдребезги, пули крошили штакетник, летели на улицу. Завизжал раненый солдат, стал кататься в пыли. Божковы куда-то сгинули. Возможно, офицер немного понимал по-русски, а возможно, выучил единственное слово «Смерш», которое немцам весьма не нравилось. Посыпались гортанные команды. Немцы разбегались вдоль ограды, залегали, как на полигоне. Алексей поймал себя на мысли, что они невозмутимы, как сфинксы, работают, как роботы, пулям практически не кланяются. Духом воспрянули? Выпили для храбрости?

Справа разбилось окно, забились автоматы. Одинцов с Мазиничем вступили в «дискуссию». Бранился Шевченко, крошил ограду короткими очередями. Снова застрочил пулемет, пули крупного калибра выламывали оконные переплеты. Опять послышалось натужное рычание, и Алексей похолодел: по улице к месту событий подтягивался разрисованный камуфляжными разводами тяжелый танк «Т-5», известный как «Пантера», оснащенный бронебойно-трассирующими снарядами. Танк остановился напротив соседнего дома, лязгнули гусеницы. Неподалеку от танка что-то трещало — солдаты крушили сапогами соседскую ограду, врывались в сад. В обход пошли!