Длинное бледное лицо Саяпина вытянулось еще больше.

— Так это… вы? — выговорил он. — Из какого-то там особого отдела госбезопасности… Максимова?

— Вы неплохо информированы. Впрочем, я думаю, что обо мне знают многие граждане вашего города. Генерал Зубарев широко меня разрекламировал.

И тут Саяпин решился на отчаянный шаг: он подался всем телом в мою сторону и попытался вырвать пистолет из моей руки.

Ничего хорошего из начинания Олега Георгиевича не вышло: я перехватила его запястье и молниеносным движением завернула руку управляющего банком за спину, а потом сжала длинную веснушчатую кисть Саяпина своими пальцами.

Что-то хрустнуло, а Саяпин взвыл от дикой боли.

— Ты мне руку сломала, с-сучка! — простонал управляющий «Ахернара».

— Ну не руку, а только пару пальцев. Так что не строй из себя мученика. Хотя если повторится что-то подобное, останешься у меня инвалидом на всю жизнь. Обещаю тебе, Олег Георгиевич.

Он отпрянул от меня, не отрывая взгляда от направленного на него дула пистолета и качая свою покалеченную руку, как качают колыбельку с ребенком.

— Я вовсе не такая кровожадная сука, как ты меня тут расписал, — сказала я, — мне достаточно того, чтобы ты ответил на несколько моих вопросов. Первый: откуда во внутренней компьютерной системе вашего банка появилось сообщение по e-mail, заказывающее вице-губернатора Клейменова?

Он выпучил глаза:

— Что-о? Какое сообщение? Когда?

— В тот самый день, когда из депозитария твоего банка вывели триста тысяч долларов. Кому адресовались эти триста тысяч долларов? Только не надо говорить, что и об этом ты не знаешь.

— Триста тысяч? — пробормотал Саяпин. — Я не… не… нет, я не могу сказать тебе… ведь это… это коммерческая тайна…

— Это — не коммерческая тайна. А вот если я отделаю тебя по полной программе, а ты дотащишься до какой-нибудь элитной клиники и будешь отчислять ей деньги за лечение… то вот эти деньги — немалые деньги, я думаю! — и будут твоей коммерческой тайной.

— Да я, Аня… меня же за это…

— Я-то знаю, — сказала я и приставила пистолет к его колену, — а вот ты, судя по всему, не знаешь, что коленные суставы лечатся особенно тяжело и мучительно. Зачастую человек остается на всю жизнь хромым или вообще не может передвигаться кроме как на костылях или в инвалидной коляске. Ты можешь испытать это на собственном опыте.

— Нет… не надо!

— Тогда рассказывай.

— В тот день… мне позвонил шеф и велел забрать эти деньги и лично… лично мне самому… отвезти их…

— Кому отвозил?

— Я сначала думал, что это… но когда узнал…

— Кому отвозил? — рявкнула я и, незаметно для Саяпина сместив дуло пистолета, надавила на курок. Управляющий банком подскочил на месте и с ужасом уставился на свое колено, вероятно, думая увидеть на его месте кровавое месиво… но все оказалось целым и невредимым.

— Следующий выстрел будет в твою ногу, — предупредила я. — Без фокусов, Саяпин.

Дрожащей рукой он вытер лоб и выдохнул:

— Я отвез эти деньги в частное охранное бюро «Центурион».

— Куда? — тихо переспросила я.

— В «Центурион»… ты думаешь, я сказал неправду? Нет… не стреляй… я сказал чистую правду! Не… ты ведь веришь мне, да? Я даже отдал кейс это… как его…

— Как его? — безжалостно надавила я.

— Не его, а ее… баба. Это была ба… женщина. Я не знаю ее, но могу описать.

— Невысокая крашеная блондинка средних лет, голубоглазая, возле левого угла рта родинка, — деревянным голосом выговорила я.

— Ты… знаешь ее? — переспросил он. — А что же тогда травила меня, если…

— Потише! — повысила я голос. — Кто приказал тебе отвезти кейс с деньгами? Бурмистров?

— Да, Никита Никитич. Я еще удивился, что он посылает меня лично. Ведь на это есть курьеры.

— Ну, курьеры не возят по триста тысяч долларов наличными, — скептически сказала я.

— Да… это верно… это верно, — пробормотал он.

— Вот что, Саяпин, — продолжила я. — Тут у меня диктофон. Сейчас ты внятно и членораздельно повторишь все, что только что рассказал мне.

Он попытался было протестовать — но взглянул на пистолет, принадлежащий его же, Саяпина, охраннику, и его глаза потухли.

— Хорошо, — тихо сказал он.

* * *

Пока он наговаривал в микрофон свою информацию, я мучительно размышляла. Несомненно, что исполнителями убийства Клейменова были люди из охранного агентства «Центурион». Им передали деньги за убийство Клейменова, и часть из этих денег была подложена в ту злополучную ячейку номер пятьдесят восемь, ключ от которой был в моем гостиничном номере.

Ах нет, те были фальшивые…

Тот киллер, в которого всадили восемь пуль из моего пистолета, — он тоже в свое время работал в «Центурионе».

Пусть даже его уволили оттуда со скандалом…

Какое хитросплетение мотивов и злокозненных намерений! Неужели первое впечатление от поведения Людмилы Александровны Савиной было верным, и она в самом деле решила убрать своего мужа… но зачем? Для того, чтобы избавиться от мужа или просто для того, чтобы заработать деньги: триста тысяч долларов? Триста тысяч долларов от кандидата в губернаторы Никиты Никитича Бурмистрова, местного олигарха?

Тогда понятно, почему с такой легкостью расстреляли кортеж вице-губернатора и каким образом удалось подложить взрывчатку в машину Клейменова (хотя зачем взрывать, когда и без того расстреляли?). Если исполнители были из бюро «Центурион», то они досконально знали всю систему охраны Клейменова и наверняка имели возможность незаметно подложить взрывчатку. И этот старик с лестницы, который, несомненно, убил этого киллера Галкина из моего пистолета и подставил меня… он, этот псевдостарик, тоже мог быть из «Центуриона»!

— Я закончил, — донесся до меня голос Саяпина, и я машинально выключила микрофон.

* * *

— А теперь звони Бурмистрову, — сказала я, кивнув управляющему банком на мобильный телефон. — Представь меня как журналистку из Москвы, которая хотела бы поговорить с ним. Где-нибудь в укромном месте, где нас никто не побеспокоит.

И я нащупала в кармане савинского пальто удостоверение журналистки московской «Независимой газеты» Карповой Анны Васильевны.

— Бу-у-урмистрову? — протянул Саяпин. — Да ты что… сама лезешь в пасть к этому… бизону?

— Звони! — решительно повторила я.

— А что я ему скажу?

— Я тебе уже объяснила: журналистка из Москвы. Остальное — моя забота. Звони, говорю!

Саяпин набрал номер телефона и произнес: