Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот и отлично,– резкий звонок мобильного не дает Луке договорить. Он смотрит на дисплей и отбивает вызов. – Кстати, хотел спросить: сколько лет вашей дочери?
Сердце сбивается с ритма и колотится в лихорадке. Ладони вмиг становятся влажными, а в горле встает ком, мешающий говорить. Зачем ему эта информация? Почему именно этот вопрос и именно сейчас?!
Вот он, шанс во всем признаться. Второго такого удобного случая может и не быть. Тем более, Кнопка так нуждается в отце, а я в помощи с борьбой за ее жизнь и здоровье.
– Оле чуть больше шести. Она…
Телефон в руке Луки снова отчаянно звонит, он нажимает на дисплей, но неожиданно взволнованный громкий голос заполняет пространство:
– Лука Георгиевич, у нас снова ЧП! Там финны прислали претензию по договору…
И мое признание тонет в этом возмущенном голосе помощника босса:
– Твоя дочь.
Лука морщится, но переводит звонок в тональный режим, выслушивает собеседника, становясь все мрачнее. Зажимает динамик рукой и поднимает на меня пронзительный взгляд, полный различных эмоций.
– Мы не закончили, Рада. Жду вас завтра в офисе. Позже договорим.
И выходит из квартиры, продолжая отдавать резкие распоряжения.
Я не знаю, услышал ли меня Лука. Но моя совесть чиста. Я попыталась признаться ему. Теперь моему боссу меня не в чем упрекнуть.
Глава 19
Рада
Следующий рабочий день встречает меня приятной новостью: на карточку перечислили зарплату, и сумма меня очень удивила: Лука не только не вычел из моей зарплаты слитый бюджет рекламной кампании и пропущенные дни из-за болезни дочери, но и выплатил премию.
Очень неожиданно, приятно и щедро со стороны Луки. Я не могу этого оставить без внимания, и должна лично поблагодарить босса. За понимание и денежное поощрение.
А еще он сам сказал, что мы сегодня договорим. Я не хочу жить в подвешенном состоянии. Хочется определенности и знать наверняка, услышал Лука о дочери или нет.
Набираю номер Людмилы и от волнения перекладываю документы с одного угла стола на другой.
– Слушаю, Рада.
– Людмила, Лука Георгиевич у себя? К нему можно?
– Босса нет на месте. И когда он появится, я не знаю. И вообще, – понижает голос главная сплетница компании, – говорят, у него сейчас проблем выше крыши. Наш предыдущий босс оставил много дерьма «в наследство».
Да, что-то такое вчера мне Лука и говорил. Жаль, ведь я так и буду мучиться в неведении, услышал он об Олюшке или нет.
* * *
Кажется, в моей жизни наступает белая полоса: я спокойно и размеренно работаю, в любую свободную минуту бегая к Кнопке. Она, конечно, очень по мне скучает, но держится молодцом, стойко перенося все процедуры. Мой боец.
В день операции я места себе не нахожу, мне так страшно и до боли хочется чьей-нибудь поддержки. Именно в эту минуту я жалею, что Лука все же не услышал моего признания, и у нас банально не было возможности поговорить. В этот момент как никогда остро я понимаю, насколько тяжело нести бремя родительства совершенно одной. Ведь не зря у ребенка два родителя: чтобы один поддерживал другого в тяжелые моменты, и наоборот.
Я прикрываю глаза, складываю ладони в молитвенном жесте и просто молюсь всем и сразу, как умею. Меня колотит, зуб на зуб не попадает, а затылок простреливает тупой болью. Плевать. Плевать на все! Я готова собственноручно отрезать руку, ногу и все, что попросят, только бы мой ребенок перестал страдать!
– Умоляю, – шепчу, не открывая глаз, посылая свой запрос во Вселенную, – не отбирайте ее! Она же еще ребенок! Ей многое предстоит узнать! Умоляю, верните мне ее живой и здоровой.
И, кажется, впервые небеса слышат мои молитвы. Потому что спустя почти четыре часа из операционной выходит доктор, стягивая маску.
Видя мое предобморочное состояние и трясущиеся руки, он спешит успокоить:
– Рада Алексеевна, выдыхайте. Операция прошла успешно, мы сделали все, что смогли. Дальнейшее зависит от Оли. От ее организма.
– Спасибо, доктор, – шепчу, закусывая губы до крови и рьяно стирая льющиеся слезы. – Оля будет жить. Обязательно. Иначе как же я без нее?..
И дни проносятся, как в бешеной карусели по одному и тому же сценарию: работа, дом, чтобы сменить вещи и взять кое-что необходимое, Олечка, наши совместные вечера, курс реабилитации, который, на удивление, идет семимильными шагами. Доктор нами безумно доволен и спустя две недели даже разрешает на выходные съездить домой.
– Ураааа! – Кнопка вскакивает с больничной койки и начинает прыгать на ней.
– Олюшка, успокойся! Не прыгай, ты можешь ушибиться, – я пытаюсь поймать эту егозу, но куда там!
– Ура! Ура! Ура! Я смогу увидеть все свои игрушки, смогу спать в своей кроватке! Мама! Мамочка, а ты испечешь мне свою пиццу? Такую самую вкусную, с грибами и колбаской? – дочь умоляющим взглядом заглядывает мне в глаза, а я снова не могу сдержать слез счастья.
– Конечно, Кнопик. Я тебе весь мир подарю, если захочешь.
– Нет, весь мир не нужно, – смешно морщит носик, обвивая мою талию худенькими ручками. – Просто самую большую и вкусную пиццу. И сыра побольше!
Мы возвращаемся домой, и Кнопка с опаской переступает порог квартиры. Как будто боится что-то увидеть. Обходит помещения, с интересом все разглядывая, и в последнюю очередь заходит в свою комнату. Пробегается взглядом по игрушкам, гладит их с нежностью и с облегчением выдыхает:
– Фух, все на месте!
– Конечно, на месте! А ты как думала?!
– Я боялась, что ты их выкинешь или спрячешь…
– Дурочка моя, – сажусь на пол рядом с дочерью, прижимая со всех сил малютку к своей груди. – Как и зачем я могла бы это сделать?! Ведь я так ждала тебя домой… И твои игрушки тоже ждали!
Оставив малышку в комнате, я переодеваюсь в домашнюю одежду, мою руки и иду на кухню готовить пиццу. Немного увлекаюсь желанием угостить и побаловать малышку, что не сразу замечаю, что в квартире подозрительно тихо.
– Оля, идем ужинать! – зову громко дочь, накрывая на стол.
Но ответа не следует.
Страх сжимает мое сердце в ледяной кулак, не намереваясь его отпускать, по спине тут же струится холодный пот.
– Оля, пицца готова! – спешно вытираю руки и широким шагом направляюсь в детскую.
Оля лежит на полу, не двигаясь.
– Кнопка!!! – бросаюсь к дочери, тормоша ее за плечо.
