Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Боже, Олюшка, девочка моя, очнись! Слышишь? Не пугай маму! – я реву навзрыд, осторожно перекладывая голову дочери на колени, а второй едва не выдергивая волосы на голове.
Никогда в жизни мне не было так страшно. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько загнанной в угол и беспомощной. Это самое страшное – держать на руках своего ребенка, самого дорогого человека на свете и не иметь ни малейшей возможности ему помочь.
С огромным трудом я достаю мобильный из кармана и лишь с пятой попытки набираю «Скорую» и лечащего врача Кнопочки. Спасибо медикам, они приезжают довольно быстро, грузят малышку на носилки и без лишних вопросов везут в ту клинику, которую я называю. Я так и выбегаю из квартиры в домашних бриджах и тапочках, прихватив с собой лишь мобильный телефон.
Олю в клинике тут же грузят на носилки и увозят в реанимацию. Первый час я мечусь по коридору, как загнанный зверь, потом просто съезжаю на пол по стене, закусив кулак до металлического привкуса крови во рту, и качаюсь из стороны в сторону, как сумасшедшая.
Я не знаю, сколько проходит времени, но врач выходит из реанимации серьезный и нахмуренный. Я вскакиваю на ноги, пытаясь на его лице отыскать хоть какой-то признак положительных эмоций.
– Рада Алексеевна, к сожалению, мне вас порадовать нечем…
Из меня резко как будто выкачивают весь кислород, и я просто падаю на пол, теряя сознание и проваливаясь в темноту.
Глава 20
Рада
Реальность возвращается в мое сознание с трудом. Вместе с ней появляются пульсирующая боль в затылке и висках и огромная дыра в груди.
– Оля, – хриплю, когда могу разглядеть силуэт медсестры, склонившейся надо мной, – где моя дочь?
– Она в реанимации…
– Она жива?! – подскакиваю на койке, вцепляясь в руку девушки мертвой хваткой. Она говорит правду?! Доктор ошибся?! Или я неправильно поняла?!
– Конечно!– с жаром отвечает медсестра, заботливо укладывая меня обратно. – Вы просто неправильно поняли врача, не дослушали. Насколько я знаю, ее состояние тяжелое, но стабильное. Сейчас она спит.
Я выдыхаю, давая волю слезам: они смывают весь ужас последних часов, даруя хоть временное, но облегчение.
– Я хочу увидеть дочь!
– Нет, лучше утром, – отвечает с порога доктор. Он оглядывает меня внимательно, проходит в палату и опускается на стул напротив. – Она спит, не надо ее тревожить, тем более, вам самой надо отдохнуть. Еще предстоит сложная борьба за ее жизнь и здоровье, и силы надо максимально беречь.
Киваю, ничего не произнося. Доктор прав.
– Рада Алексеевна, мне надо с вами серьезно поговорить, вы в состоянии меня выслушать?
– Да, да, конечно. Говорите, доктор.
– Анализы Оли показали, что ее состояние резко ухудшилось. Без пересадки не обойтись. И чем срочнее, тем лучше.
– Но…у нас нет донора…
– Это предоставьте мне. Я постараюсь решить вопрос по своим каналам. Ваша задача – собрать деньги и перевести их в клинику. Они согласны провести срочную операцию. Но стоить это будет дороже, чем озвучивалось вначале.
– Боже, конечно. Я готова! Все, что угодно, лишь бы это помогло моей дочери!
Но когда я вижу сумму, понимаю, что я – не Бог и не всесильна. Жизнь моей дочери стоит космических денег. И я совершенно не знаю, где мне их взять.
На следующий день я с самого утра начинаю очередной «забег» по банкам в поисках денег на пересадку для Оли, из-за чего здорово опаздываю в офис. Правда, мои попытки совершенно безуспешны.
– Наконец-то! – едва я вбегаю в кабинет, мне навстречу кидается взволнованная Лена. – Что у тебя с телефоном?! Я тебе звоню-звоню, устала уже прикрывать перед руководством! Тебя босс искал!
– Прости, – бормочу, доставая из кармана мобильный. Действительно, тринадцать пропущенных. – Спасибо, что прикрыла.
Я отворачиваюсь в сторону и утираю ладонями щеки. Хватит! Надо взять себя в руки и подумать о дочери! Слезами я ей точно не помогу.
– Рада, случилось чего? Ты какая-то бледная…
И этот участливый тон подруги напрочь сносит остатки самоконтроля. Я обессиленно падаю на стул, роняю голову на руки, сложенные на столе, и даю волю слезам. Выплакавшись, выкладываю подруге все, как есть.
– Оля больна. Очень серьёзно. Нужна операция. Платная. А таких огромных денег у меня нет…
– Ого…,– Лена садится рядом и сочувственно гладит меня по плечу. – Так, погоди. Давай подумаем. А всякие благотворительные фонды? А кредит?
– Олюшка давно болеет. Сначала думали, просто лечением обойдется, я тогда кредит взяла. Вроде пошла на поправку, но случилось резкое ухудшение, и теперь нужна срочная операция, – слезы снова меня душат, и я прячу лицо в ладонях, жалобно скуля. Как же страшно, когда твой ребенок находится на грани жизни и смерти, а ты ничем не можешь помочь! Абсолютно! И просто наблюдаешь, как ей становится хуже с каждым днем…Хочешь забрать всю болезнь себе, но вместо этого стоишь и наблюдаешь, как твой ребенок проходит все круги ада ежедневно. Вновь и вновь.
– А отец ребенка? Ты вообще ничего не знаешь о нем? – не успокаивается Лена.
– Знаю! Только не пойду к нему! Он меня не слышит!
– Почему? Может, пора засунуть свою гордость куда подальше?! Если у него финансы позволяют…
– Позволяют, и еще как, – бормочу, горько усмехаясь. – Орлов Лука Георгиевич – отец Олюшки.
Глаза Лены грозят вылезти из орбит, а рот округляется в удивлении в форме буквы «О».
– Наш новый босс? Этот невероятно привлекательный красавчик – отец твоей дочери?! Но…как?! Он же…женат!
– Вот и мне тоже интересно: как, – раздается за спиной леденящий душу голос. – Поэтому с этого места можно подробнее, Рада Алексеевна?
В дверях кабинета, опираясь плечом о косяк, стоит Лука. Его глаза цвета шторма, а, значит, он зол, не просто зол, а взбешен.
– Выйди, – приказывает коллеге, даже не глядя в ее сторону. Лена тут же подхватывается и пулей вылетает из кабинета, не забыв прикрыть за собой дверь.
Босс прожигает глазами, оставляя на коже ожоги. Медленной походкой хищника идет на меня, опускается на стул напротив и опасно тянет:
– А вы, Рада Алексеевна, мне сейчас расскажете о ребенке, отцом которого я якобы являюсь, – цедит каждое слово, заставляя меня трястись от страха.
Я набираю в легкие побольше воздуха. Пришло время нам откровенно обо всем поговорить. И прямо попросить денег на лечение дочери.
– Лука, семь лет назад…день рождения моей подруги Жени…Ты был там, с другом, с ее старшим братом. Может, ты помнишь…?
– Я помню, – резко
