На следующий день, 14 ноября, Франц Гальдер был проинформирован о сохранении его гражданскими руководителями уверенности в том, что русские не имеют намерения на данном этапе порвать с рейхом и все еще хотят вступить в Тройственный союз, хотя и на своих условиях. Для Гитлера ситуация складывалась более чем удовлетворительно. Сталина следовало как можно дольше успокаивать неуместными дипломатическими уловками Риббентропа, а пока суд да дело, под видом помощи должным образом наказанному дуче, фюрер быстро заканчивал приготовления к тому, что он позже назовет «предметом желаний моей жизни и raison d'etre[7] национал-социализма – ликвидации большевизма».

После унылого отъезда советской иностранной делегации из Берлина гроссадмирал Редер 14 ноября сделал следующую запись о состоявшемся в тот день совещании у Гитлера: «Фюрер все еще намерен спровоцировать конфликт с Россией. Командующий флотом рекомендует отложить его до победы над Англией, поскольку на вооруженные силы Германии возлагается тяжелое бремя, а конец войны пока не виден. По мнению командующего флотом, Россия не будет стремиться к конфликту в течение следующего года, потому что она как раз занимается строительством собственного военно-морского флота с помощью Германии… Таким образом, в эти годы она остается зависимой от помощи Германии».

Редер, не обескураженный очевидным отсутствием интереса Гитлера к обсуждению проблем Средиземноморья, подробно остановился на недавней серии военных неудач итальянцев, как немаловажной причине немецкого наступления на Ближнем Востоке. Герман Геринг тоже советовал Гитлеру уступить русским все, кроме Балтики, утверждая, что они не смогут напасть на Германию раньше чем в 1942 году. Ответ Гитлера показал его истинные мотивы. Если верить Герингу, он сказал: «Моя армия сейчас свободна. Только флот и военно-воздушные силы заняты войной с Англией. Необходимо нанести удар, пока это возможно. Я хочу уничтожить русские вооруженные силы, пока они не стали опасными».

Спустя четыре дня, 18 ноября, Гитлер дал понять Серрано Суньеру, снова находившемуся в Берлине, что имеет собственную концепцию относительно того, кому следует заботиться о Средиземноморье в течение следующего года. Вступив в войну как можно раньше, сказал фюрер колеблющемуся Суньеру, Испании будет легче добиться успеха против Британии. Вряд ли убежденный неудачным итальянским примером, Суньер нашел спасение в своих обычных требованиях весомой экономической помощи и французских североафриканских территорий. Заметим, что последнее желание уже было отвергнуто Гитлером, как вовлекающее германские вооруженные силы в регионы, в которых фюрер пока предпочитал позволять другим нести бремя войны против Британии. Возвратившись к наполеоновской аналогии, Гитлер не мог набраться энтузиазма в отношении перспективы дополнения пребывавшей на эмбриональной стадии развития русской кампании тем, что еще Бонапарт назвал «испанской язвой».

В письме от 20 ноября, из которого Муссолини должен был понять, что ему элементарно дали нагоняй, как школьнику, Гитлер снова повторил, что Испанию необходимо убедить вступить в войну. Пожаловавшись на трудное время, во время которого итальянцы начали кампанию против Греции, Гитлер предупредил, что немецкие вооруженные силы, отправленные им на помощь Италии, должны вернуться на север не позднее 1 мая. Дуче не было сказано ни одного слова относительно истинного назначения концентрирующихся на севере гигантских сил. Так же как и в случае с Редером и представителями Франции и Испании, Гитлер хотел, чтобы дуче как можно дольше верил в наступательную войну против Англии.

23 ноября Гитлер, чтобы остаться ближе к реальности, предложил финнам и румынам полную немецкую поддержку против новых требований русских, а 24 ноября Гитлер сказал генералу Гальдеру, что Германия сможет захватить Дарданеллы «только после разгрома России». На этой стадии Гитлер и Гальдер пребывали в полном согласии относительно возможности эффективного нападения на Египет наземным путем – с Балкан через Турцию и Сирию.

Если потенциальные союзники Германии против СССР могли не испытывать беспокойства относительно новой сделки нацистов с Москвой, у Советского Союза была иная позиция. Уже 25 ноября советский министр иностранных дел Молотов разъяснил немцам советские условия возобновления согласия 1939 года. Требования Молотова включали следующее: немедленный вывод немецких войск из Финляндии и заключение советского пакта о взаимопомощи с Болгарией, а также предоставление России военной базы на территории Турции в Дарданеллах. Советские требования, касающиеся Японии и Персии, были менее оскорбительны для Гитлера, но любое замечание о том, что движение советских войск по его кратчайшему наземному маршруту на Ближний Восток лишь подстегивало планы Гитлера атаковать СССР, абсурдно. Наоборот, Гитлер намеревался вторгнуться в СССР в любом случае, и советский Кавказ давал немцам не менее удобный маршрут к нефтяным месторождениям Ближнего Востока, чем Балканы и Турция, а также дополнительные преимущества в виде кавказских нефтяных месторождений.

5 декабря генерал Гальдер передал разработанный ОКХ план Русской кампании Гитлеру для неофициального одобрения. Фюрер согласился с указанной в армейском плане цели – поражение Красной армии как можно ближе к границе. Начало кампании было намечено примерно на 15 мая. Однако фюрер повторил, что «Москва не является очень важной», как цель для группы армий «Центр». И Гитлер, и командование армии придерживались мнения, что 130–140 дивизий вполне достаточно для успешного проведения операции.

Несмотря на вывод, сделанный на основании нескольких военных игр генералом Паулюсом из ОКХ, о том, что расширение «дымовой трубы» русского театра военных действий потребует большего числа немецких дивизий, чем предусмотренные 130–140 единиц, командование армии, как и сам Паулюс, придерживалось оптимистичного настроя. Заключение экспертов ОКВ о том, что в Германии уже слишком не хватает нефти, чтобы ввязываться в широкомасштабную кампанию с неопределенными целями, также не возымело эффекта на Йодля и Кейтеля. К середине декабря в Верховном командовании армии бытовало мнение, что Советский Союз будет неминуемо разгромлен в кампании, которая продлится не более шести – восьми недель. Если профессионалы из ранее пессимистичной армии начинали учитывать столь несостоятельное мнение, неудивительно, что фюрер, стремившийся любыми путями к этой кампании, обретал все больше уверенности.