Гомбо остановился в двух шагах.

— Ближе.

Тот сделал еще шаг.

— Еще ближе.

Заарин не сдвинулся с места, пока ученик не подошел вплотную. Они были одного роста. Баташулуун сжал его щеки ладонями и уставился глаза в глаза…

Сколько это длилось, неизвестно. Молодой шаман, казалось, утонул в черных колодцах глаз заарина, и тогда тот перенес пальцы на его затылок, а большими что есть силы надавил на глазные впадины ученика. Вскрикнув, тот потерял сознание, и заарин позволил его телу опуститься навзничь в мокрую от вечерней росы траву.

Когда Гомбо пришел в себя, он, не открывая глаз, почувствовал аромат дорогого табака. Такой курил только заарин. Ламы из Китая и Монголии, минуя таможню, делились с ним табаком и чаем. И это был их лучший товар.

Открыв глаза, обращенные в небо, Гомбо увидел потускневшие звезды и понял, что скоро рассвет. Выходит, он несколько часов пролежал в беспамятстве, раздетый до пояса, на влажной, холодной земле, однако холода не чувствовал и голова не болела. Ничего не болело, напротив, появилась легкость во всем теле и сила, невиданная, не сравнимая ни с чем.

Он поднялся с земли и увидел заарина, курящего трубку у костра. По правую его руку, неподвижный, словно изваяние, сидел Тигр. По левую — Бурый Медведь, его, Гомбо, дух-помощник. Шаман не удивился. Он понял, что обрел зрение, настоящее ЗРЕНИЕ. Все, буквально все теперь выглядело по-другому. Казалось, в мир вернулись краски. И это в предрассветных сумерках, а что он увидит днем? Гомбо негромко засмеялся.

Над костром кружили три боохолдоя, похожие на летучих мышей. Тренога с таганом была отставлена в сторону.

Подходя к костру, Гомбо задел мешок, из которого жалобно заблеял разбуженный баран.

— Ты готов? — спросил заарин.

— Да, — уверенно ответил Гомбо. Он чувствовал, что теперь он действительно готов. К чему угодно.

Заарин встал:

— Подойди.

Гомбо подошел вплотную, но оказалось, что это не обязательно. Усмехнувшись, Баташулуун сам отступил назад. Затем он подбросил хвороста в костер, достал из мешка краски, черную с желтой, и указательным пальцем принялся раскрашивать ими лицо и тело ученика.

— Зачем это надо, найжи?

— Если за этим преступным делом тебя застанет какой-нибудь шаман или дух-помощник шамана, будет лучше, если тебя не узнают.

Более Гомбо вопросов не задавал, а Баташулуун рисовал на его плечах, груди, спине и боках желтые жирные полосы, на лице — звериные усы, клыки и уши.

— Ты теперь Бар, Гомбо, — смеялся заарин, — свирепый сибирский Тигр! Смотри, как бы русские казаки не спустили с тебя шкуру!

Дальше все пошло как по маслу. Гомбо принес в жертву черного барана, который так долго со связанными ногами протомился в мешке, что даже и не блеял почти, испустил дух с облегчением.

Жертвенная кровь, смешавшись с кипящей в тагане водой, привлекла множество боохолдоев самого омерзительного вида, но мощные Тигр и Бурый Медведь легко отогнали и вечно голодного ада-духа в образе одноглазой серой собачонки, и свирепого анахая, принявшего вид тоже одноглазого рыжего лиса размером с годовалого теленка, и муу шубуун — на редкость сексуальной и красивой девушки, попытавшейся соблазнить молодого шамана, чтобы потом выпить его кровь и выклевать мозги.

— Посвяти жертву одному только Эрлен-хану, — подсказал Баташулуун, и Гомбо кивнул — он все понял.

— О Эрлен-хан, владыка Царства Мертвых, прими этого черного барана и не чини мне препятствий!

И земля под ногами затряслась вдруг, и что это было, неизвестно. То ли очередное землетрясение, окрестности Байкала — сейсмически активная зона, то ли Хозяин Преисподней, приняв жертву, ударил своим посохом с человеческим черепом вместо набалдашника на конце…

Уже после нескольких ударов в бубен и танцевальных па обмякшее тело молодого шамана повалилось в траву, а дух, обретя свободу, полетел в Иркутск, сопровождаемый Тигром и Бурым Медведем.

Александр Иннокентьевич Смирнов, ротмистр полиции, мирно спал в своем доме в Ремесленной слободе неподалеку от тюремного замка. Жалкая, трусливая душонка его, отделившись от тела, витала поодаль, имея вид упитанной, бурого цвета крысы, муу хулгана. Без особых хлопот молодой шаман поймал ее, разорвал пополам и проглотил. На вкус крыса оказалась не очень, но сам процесс доставил Гомбо ни с чем не сравнимое удовольствие.

Александр Иннокентьевич Смирнов, проснувшись утром, почувствовал слабость и недомогание, но на службу все-таки вышел. Перед самым обедом он потерял сознание в двух шагах от камеры, в которой еще недавно истязали задержанного по сфабрикованному обвинению Батлая Хандагурова.

Ротмистру вызвали врача. Тот пустил кровь, обморок объяснил переутомлением и отправил больного отлеживаться домой. Постельный режим и пиявки — вот все, что он прописал.

Смирнова бил озноб, хотя повышенной температуры не наблюдалось. Пот лился с него ручьем, прислуга не успевала менять простыни. То и дело он впадал в беспамятство и бредил, призывая Гнедого и порываясь немедля куда-то скакать.

Диагноз так и не был поставлен. Ротмистр умер от неизвестной болезни спустя неделю после первого обморока.

12.12. Иркутск

Охранник улыбнулся в ответ. Он достал из кармана пачку «Петра» и, раскрыв ее, протянул Петру Кирилловичу:

— Угощайся, земеля.

Тот взял сигарету.

— Что-то я тебя раньше здесь не встречал, — продолжал охранник. Крутанув колесико зажигалки, он поднес огня.

«Только бы на мелочи не проколоться», — думал экскаваторщик, прикуривая и стараясь делать это естественно. Вряд ли у него это получалось, курить он бросил еще в армии. К счастью, на то, как он курит, охранник внимания не обратил.

— Недавно сюда устроился, — сказал Петр Кириллович и, не затягиваясь, с отвращением исторг изо рта едкий дым. В горле запершило, он с трудом сдерживал себя, чтобы не закашлять.

— Где работаешь-то?

— На складе. — Петр Кириллович кивнул в неопределенном направлении. — За пузырем ходил. Похмелиться не желаешь?

Он похлопал по оттопыренному булыжником карману, и охранник сразу оживился.

— С утра трубы горят, мне тебя бог послал!

— Точно, он послал, — согласился экскаваторщик с усмешкой. — Куда пойдем? Не на дороге же…

— Тут рядом.

Затоптав окурок, охранник завернул за угол магазина. Проходя следом, Петр Кириллович оглянулся — дорога по-прежнему была пустынна.

Удача покуда не изменяла экскаваторщику, но он подозревал, что Творец Игры мог подготовить для него изощренную ловушку вот в этих самых непролазных кустах бузины. Мерещился почему-то бурят с самурайским мечом, как будто смерть не могла принять любое другое обличье. Оживший памятник Александру Вампилову с двуствольным дробовиком не казался ему симпатичней. Впрочем, драматург с мировым именем тоже наполовину бурят…