Маж утверждал, что крыс в камеру выпускают всего шесть, и даже называл их по именам – несколько месяцев голохвостые были его единственной компанией, и альв сумел в какой-то мере подружиться с ними. А перевели его отсюда в более суровое место именно потому, что сочли привыкшим и даже в какой-то мере полюбившим камеру.

Иво взмахнул рукой, сбрасывая крысу, и почувствовал очередного мохнатого гостя, цепляющегося сзади за волосы. Около минуты парень отмахивался от зверьков, а потом решил плюнуть на них. Альв утверждал, что крысы, которых каждый вечер выпускают из клетки, а утром открывают узкий лаз обратно, просто ищут опору и грызть его не будут – во всяком случае, поначалу.

Спихнув с головы особенно навязчивого гостя, пленник нащупал прядку, в которую альв вклеил запаянный тонкий кусочек полиэтилена. Волосы вокруг футлярчика Маж смочил любезно предоставленным сатра лимонадом – для маскировки.

«В полиэтилене – моя кровь, – пояснил альв. – Верог может учуять ее, но, скорее всего, не обратит внимания, ведь сатра скажут, что схватили тебя в бою, в котором я сильно пострадал. Здесь всего пара капель, но больше и не надо – если попадешь в нужную камеру, этого будет достаточно для активации заклинания».

Иво достал футляр, смахнул с руки очередную крысу и застыл в ожидании. За несколько минут, проведенных в камере, воспитанник слаш успел получить множество неприятных ощущений, его начало слегка знобить от холода.

А потом вдруг сделалось теплее – и неожиданно комфортнее.

Будто скользкий пол стал чище, вода – прозрачнее, а крысы – дружелюбнее.

«Только бы запустить заклинание, – подумал Иво, проговаривая про себя свою часть плана. – Нужно всего два условия – открытая дверь и кровь альва на нужном камне, а потом сработает «Огненная волна» – и если Маж нигде не ошибся, то чары, которые альв готовил несколько месяцев, раскалят бетонную стену до гигантской температуры, взрывая в ней влагу. Попутно убьют явившегося посмотреть, что происходит, вампира, хотя это будет побочным эффектом. А после можно будет вызывать альва и элохим, а незадолго до их прибытия просто ударить ногой в стену – и должен вывалиться большой кусок…»

– Первый год я просто выживал, тутти-ту, – рассказывал альв, рисуя соленой водой на животе Иво узоры. – Это было самое страшное и одновременно самое простое время, тутти-там. Грань жизни и смерти, реальности и безумия. Первым моим «клиентом» стал джинна, через него я прогонял потоки Силы, тутти-там, – он уже на момент встречи со мной был неплохим магом, разносторонним. Но против природы не попрешь, тутти-ту, и лучше всего он работал с огнем. Вторым стал сатра – крепкий середнячок, тутти-там. Ему очень сложно было со мной, самый, пожалуй, неудачный вариант для «Ложи» за все время моего рабства. Усилился едва-едва, такое бывает – просто предел у мага, и если он достигнут, как ни прыгай, зубами за небо не зацепишься, тутти-ту.

Ему было трудно – зато мне просто. Наверное, во многом благодаря ему я и выжил. Из той энергии, которую я прогонял через Гелена, мне оставались не крохи, а вполне приличная часть. Я думал, что мне плохо, а на самом деле окреп и к концу того года начал понимать, что в меня вместе с крупицами энергии входят и умения тех, кого я усиливаю, тутти-там. Я чувствовал каждое движение в джинна, а затем в сатра. И именно тогда я попробовал сделать что-то не только для выживания – и у меня получилось, тутти-ту. Альвы не очень сильны с огнем, но я ощущал все действия «оранжевого» и начал понимать огонь гораздо лучше. Только по счастливой случайности я тогда не попытался сбежать – сейчас мне понятно, что попытка провалилась бы, тутти-там.

После Гелена был Мохаммед, гигантский старый дейвона. Меня считали ущербным из-за того, что сатра почти не усилился, и отдали слабому магу, тутти-там. Вот он выпил из меня все соки и усилился настолько, что из рядового колдуна на посылках стал кем-то вроде сотника. У него я почти ничему не научился – «серый» не лез в нюансы; получив возможность работать с большим количеством энергии, он брал мощью, тутти-ту.

Потом были еще несколько сатра и дейвона, один джинна и двое верог. Стас и Настя, тутти-ту. Я думаю, кто-то из них ребенок Анны и Александра, но у кровососов нет особой любви между родственниками, во всяком случае со стороны она незаметна. Меня курировала Анна, тутти-там, однажды она поняла, что я усиливаюсь, и предложила убить. Это было после второго джинна, перед тем как меня перевели в морозильную камеру.

Анна и Александр растянули меня на столе и провели отличный романтический вечер, тутти-ту, время от времени слизывая по капле моей крови и обсуждая, тутти-там, насколько целесообразно убивать меня и какова вероятность, тутти-ту, что я попробую сбежать и причиню им хоть какие-то неудобства.

Я, тутти-там, был отрублен даже от крох энергии, мне было очень больно и очень страшно, и от меня, тутти-ту, ничего не зависело. Я был вещью, которая сломалась, – и когда они решили меня починить, это вылилось в полтора месяца кромешных пыток. Четыре года после этого я, тутти-ту, строил планы, создавал сложнейшие заклинания, искал слабые места у своих мучителей, находил их – и не пытался сбежать. Мне было страшно.

Того «ремонта», тутти-ту, хватило на четыре года. Еще на восемь магов «Ложи». Я знал, что попытка побега приведет к одному из двух – или меня вновь будут пытать, долго, медленно, ничего не спрашивая – просто для того, чтобы окончательно запугать, – или убьют.

И я бы так и не сбежал, если бы Анна, наблюдая за мной, не сказала, что я слишком окреп. Она не бросала слов на ветер, тутти-ту. Это значило, что времени у меня нет. Это была камера, в которой я висел на двухстах крючках, вдетых в мою кожу, и крепились они кевларовым шнуром к раскаленному листу металла, тутти-там, так, что мне приходилось левитировать себя хотя бы на миллиметр, но не слишком сильно, чтобы не обжечься.

К этому времени я разобрался в том, как устроена моя камера, ослабил крепление раскаленного листа и был готов к попытке сбежать, – но страх заставлял меня терпеть муки, тутти-ту.

Страх перед Анной пересилил. Я сорвал раскаленный лист и разрубил им Анну, попутно рухнув вниз и едва не переломав себе все кости. То, что я забираю больше энергии, почувствовал дейвона – Алишер, – которого я в то время прокачивал. Он был неподалеку и спустился в камеру. Алишер не одобрял того, что со мной творили, – как и многие, в общем-то, в «Ложе», – из тех, кто обо мне вообще знал. Но я делал его сильнее, и он пользовался этим.

Я, тутти-ту, в тот момент был слегка безумен, тутти-там, и сделал с Алишером некоторые вещи, после которых он остался жив, но вряд ли когда-либо смог бы встать или вдохнуть воздух полной грудью… А потом, слегка успокоившись, добил его. Хладнокровно. После этих операций к источникам я был подключен уже напрямую. Потом я выбежал за дверь, но когда обернулся, то с ужасом увидел, что разрубленная от плеча до пояса Анна смотрит на меня. Верог очень живучи, а Одиннадцатый равелин находится прямо над источником, тутти-ту.

У меня не хватило смелости вернуться и добить ее. Сейчас я бы точно сделал это, а тогда… Тогда я испугался. Испугался Анны и Александра, испугался Стаса и Насти – он слабее, она глупее, тутти-там, но оба тоже очень неприятные. Я в тот момент не знал собственной силы, просто не было возможности для сравнения.