— Про меня рассказали?

— Да нет, не говорил… — Мужик вздохнул, давая понять, что ему пришлось идти наперекор своей совести.

— А кто говорил?

— Да никто. Там особо не спрашивали. Осмотрели все, записали, сфотографировали… — Игорь Терентьевич отвел глаза в сторону.

— А все-таки? — надавил на него взглядом Прохор.

Он уже знал, как Шуршур вычислил его. Какая-то тетка видела, как они на джипе во двор заезжали. Может, эта же тетка видела, как Прохор покидал место преступления. И уезжал он после того, как прозвучали выстрелы.

— Ну, мне кажется, они знали, что вы там были, — уныло сказал мужик. И с тоской глянул на пистолет, торчащий из-за пояса.

— Кто знал?

— Ну, следователь…

— А может, кто-то сказал?

— Я не говорил!

Не хотел он выдавать человека, который помог ментам прояснить картину. Возможно, не хотел выдавать самого себя.

— Про Инну спрашивали?

— Про Инну спрашивали! Я сказал, что не видел ее…

— Да ты не бойся, Игорь Терентьевич, никто тебя убивать не собирается. Живи себе спокойно. Можешь даже сказать ментам, что там на самом деле было. Какие-то люди к нам с Инной подъезжали, чего-то хотели. А тут еще какие-то непонятные подъехали, стрелять начали. Ну, друг друга и постреляли… А мы с Инной испугались и уехали.

— Участковый был. Сказал, что завтра к Инне зайдет.

— Не будет ее. Мы на юг уезжаем. Там пусть нас ищут… Все, бывай!

Инна была единственной дочерью у родителей. А у них и квартира в городе, и дача на природе. В городской квартире Прохор мог бы и перекантоваться. Но вдруг завтра туда нагрянут менты? Хотя бы для того, чтобы допросить ее как свидетеля.

Не меньше Прохор переживал и за джип, который так и остался в лесу. Его могли найти менты. А если о машине узнает братва, тот же Завхоз утвердится в своих подозрениях и обвинит Прохора в убийстве Пушкаря. В общем-то за машиной они с Инной сюда и приехали. Надо было забрать ее и загнать куда-нибудь или бросить в перелеске у городской черты. Пушкарь отправился к своим, михеевские перехватили его и убили. А машину отогнали от дороги и бросили. Чем не версия?

От Игоря Терентьевича Прохор выходил с тяжелой головой. Куда ни плюнь, везде засада. Он звонил домой, мама сообщила, что за ним приходили из милиции. И хотя Прохор сказал, что это какое-то недоразумение, материнское сердце не обманешь, оно сейчас кровью обливается…

— Может, зря мы к Игорю Терентьевичу приходили? — спросила Инна.

Прохор промолчал. Они вымотались за день, устали до неприличия. Им бы сейчас передохнуть, а надо в лес идти, машину выгонять, ехать. Но ведь он же не тянет Инну на аркане. Сама прицепилась к нему — не оторвать.

Джип стоял на месте. И двигатель завелся сразу. До города добрались с комфортом. Бросили машину в лесополосе, дальше пешком… Но куда дальше? Прохор даже не знал, куда податься. Домой к родителям нельзя, на дачу к ним тоже.

— Возьмем такси и поедем ко мне, — словно прочитав его мысли, сказала Инна.

— А завтра к тебе менты нагрянут.

— Это будет завтра. А сегодня хоть выспимся.

Прохор кивнул, глянув на нее. Она еле держалась на ногах от усталости, но не капризничала, не ныла. Как будто всерьез стремилась стать его боевой подругой.

За окнами ненастье, ветер, дождь, а в комнате светло, сухо. Кровать мягкая, белье чистое, свежестью пахнет. Инна уже на кухне, готовит завтрак, но так не хочется подниматься, перетаскивать себя с места на место.

Все-таки побывали менты у Инны, заявились к ней на городскую квартиру, но только с допросом. Обыскивать квартиру не стали, поэтому до Прохора не добрались, но спрашивали про него. Инна сказала, что распрощалась с ним еще вчера, причем с превеликой радостью.

И еще она рассказала, как было дело. Гаврик стрелял, а Прохор не при делах. Следователь дал понять, что баллистическая экспертиза этого еще не подтвердила. Сегодня результаты должны быть, так что, может, уже сегодня менты и успокоятся, списав убийства на Гаврика. Хотелось бы на это надеяться.

Дверь открылась, и в спальню вошла Инна, неся в руках поднос, в тарелке — ленивые вареники, на блюдце — нарезанная толстыми ломтями буженина. И кофе дымится.

— Ну ты даешь! — улыбнулся Прохор. — И вообще, здорово здесь у тебя, уходить не хочется.

В квартире хороший ремонт, приличная мебель. Телевизор, видик, музыкальный центр — все в лучшем виде. Валяться бы весь день здесь на кровати, ничего не делая. Но, увы, ему такая роскошь непозволительна.

— И не уходи.

— А если заметут?

— Вчера же не замели.

— А сегодня возьмут и заметут.

— А давай правда на юга подадимся. В Крым.

— На какие шиши?

— Там и заработаем.

Не успел Прохор ей ответить, как раздался звонок в дверь.

— Кого там принесло? — недовольно пробурчал он.

— А если менты? Пойду гляну, — сказала Инна и, пока Прохор одевался, подошла к двери и глянула в «глазок».

— Это свои! — донесся ее голос из прихожей, но тут же тревожной сиреной прозвучал крик: — Эй, что такое?

Но этим она не смогла остановить людей, которые, оттолкнув ее, ворвались в дом. Прохор выглянул из спальни и увидел молодого мужчину с интеллигентным лицом и аккуратными усиками над тонкой губой. С ним был еще кто-то. Вряд ли это были бандиты, а на мента с оружием он идти не мог. Тем более что ствол находился в шкафу, в котором он в случае опасности должен был спрятаться. Но Инну перехитрили, и Прохор попал впросак.

Мужчина с усиками заметил его, рванул к нему. Прохор не стал сопротивляться и очень быстро оказался на полу. С заломленными за спину руками.

— Это что за беспредел? — глухо спросил он.

— Гражданин Кожухов? Вы арестованы!

На руках у Прохора защелкнулись наручники.

— А постановление на арест есть? — истошным голосом спросила Инна.

Но менты и не думали отвечать ей.

— Леша, давай, глянь по-быстрому, может, ствол найдешь, — сказал один другому.

— А где постановление на обыск?! — не унималась Инна.

— Леша, давай!

— Я звоню в прокуратуру! — пригрозила она и действительно подошла к телефону, набрала две цифры.

— Милиция?! На меня напали какие-то бандиты!

Усатый подошел к ней, забрал трубку.

— Андрей Васильевич? Это Демьянов. Мы тут Кожухова приняли… Да, того самого… Нет ничего… Хорошо!

Разговор Прохору категорически не понравился. Но больше всего напрягал момент, в котором его назвали «тем самым» Кожуховым. Можно было представить, каких собак на него навешали.