Демьянов не позволил Инне вызвать наряд милиции, но ее звонок на «ноль-два» все же сработал. Опера не стали обыскивать квартиру. И не нашли пистолет. Мог ли Прохор радоваться этому? Восемь трупов на нем, и такой груз утянет его на дно без всякого ствола.

Опера не церемонились. Заталкивая Прохора в машину, кто-то из них больно ударил его по почкам. Досталось ему и в «обезьяннике», там дежурный старшина, толкнув со всей силы, впечатал его в стенку. И когда выводил на допрос, больно ткнул дубинкой между лопаток.

В кабинет к оперативникам Прохор входил в недобром предчувствии. Ему действительно «шили» убийство, и ментам нужно было признание. Если Прохор будет молчать, ему постараются развязать язык силой.

За столом сидел мощного сложения мужчина с крупным лицом и широким носом. И смотрел он на Прохора, как палач на свою жертву — хищно, с живодерским энтузиазмом. Возможно, где-то под потолком был крюк, на который он собирался подвесить Прохора и живьем содрать с него кожу.

— Младший советник юстиции Охримов, — густым низким голосом представился он. — Следователь прокуратуры. Я буду вести ваше дело.

— А я кто такой? — спросил Прохор. — Может, вы меня с кем-то перепутали?

— Вы — гражданин Кожухов. И вы обвиняетесь в убийстве гражданина Середкова.

— Не знаю такого.

— Конечно, не знаете. Зачем вам знать людей, которые охраняли гражданина Михеева? Вы должны были убить Михеева, а Середков попал под горячую руку.

— Это вы о чем?

Охримов неторопливо поднял правую руку, глянул на часы.

— Кожухов, у вас еще есть время чистосердечно во всем признаться.

— А если нет?

— Сейчас мы проведем процедуру опознания. Если свидетель укажет на вас, Кожухов, мы предъявим вам обвинение и вы отправитесь в следственный изолятор.

— А если не укажет?

— Укажет.

— Почему вы уверены, что меня опознают? Вы что, подговорили свидетеля?

— Ваша фамилия Кожухов. Четырнадцатого июня девяносто девятого года вы вместе со своим дядей, Кожуховым Дмитрием Сергеевичем, прибыли на рынок «Южный», чтобы отремонтировать холодильную установку. Дядя отправился за деталями, а вы, Прохор Константинович, попали в нехорошую историю… Я не стану заострять внимание на перестрелке, в которой вы застрелили двух человек. У вас просто не было другого выбора, фактически вы защищались. Не стану говорить и про труп гражданина Пухлова, который вы на пару с гражданином Пушкаревым вывезли с рынка. Возможно, и здесь у вас не было другого выбора… Но то, что ты с гражданином Пушкаревым совершил покушение на гражданина Михеева, это уже ни в какие рамки не укладывается, — Охримов не удержался и все-таки перешел на «ты». — Этому нет никакого оправдания… Или тебе угрожали?

— А кто такой гражданин Михеев?

— Я объясню, — кивнул Охримов. — А в следственном изоляторе ты узнаешь о нем более подробно. От его бандитов. Они тебе все объяснят, а мы закроем дело в связи с гибелью обвиняемого. И нам хорошо, и справедливость восторжествует.

— И все-таки вы меня с кем-то путаете.

В дверь постучали, и она тут же открылась.

— Олег Давыдович! У нас все готово!

— Одну минутку…

Дверь закрылась, и Охримов тяжело глянул на Прохора.

— Ты слышал? У тебя есть всего одна минутка.

— А потом вы меня убьете? — Прохору ничего не оставалась, как «включить дурака».

— Хуже.

— Я, конечно, могу оговорить себя, но не знаю, в чем признаваться.

— Ну, хорошо.

Охримов лично сопроводил Прохора в помещение с большим затемненным окном во всю стену. Там его уже ждали два парня, которых привели, чтобы создать численность для опознания.

Самого свидетеля Прохор не видел. Более того, он даже не знал, что творилось по ту сторону окна. А там, похоже, произошло что-то из ряда вон выходящее. Прохор увидел Охримова, когда его выводили из помещения. Следователь нервно курил, не скрывая своего раздражения.

Прохора вернули в знакомый кабинет, а потом появился Охримов. И вид у него был такой, как будто ему только что отказали в присвоении очередного звания. Причем перед самым подписанием приказа.

— Ну, вот и все, Кожухов. — Он открыл папку, вынул оттуда чистый бланк какого-то документа. — Будем составлять протокол и оформлять тебя на пожизненное заключение.

— Меня не могли опознать, — мотнул головой Прохор. Он понял, что произошло. На свидетеля уже надавили, и он испугался и не показал на него… Если это действительно так, то он сделал правильный выбор, поставив на Афоныча. — И где протокол опознания?

— Еще не составили.

— А где адвокат?

— Еще не предъявили обвинение.

— Ну, хорошо, я подожду. — Прохор заерзал на стуле, устраиваясь на нем поудобней.

— Жди! — кивнул Охримов и, продолжая блефовать, стал заполнять протокол. Делал он это с таким видом, будто записывал признательные показания. Это действовало на нервы, но Прохор держался и ждал, когда у самого следователя лопнет терпение.

— Так и будем молчать? — раздраженно спросил Охримов.

— Не в чем признаваться.

— Четырнадцатого июня тебя видели в районе Красного озера.

— Не знаю ничего.

— Ты вышел из автомобиля марки «Рейндж Ровер» и выстрелил в человека, который подъехал к вам.

— Ни в кого я не стрелял.

— Нет?

— Нет.

— И с гражданкой Донниковой у нее на даче не жил?

— С Инной? С Инной жил.

— Вы с Пушкаревым скрывались у нее. До того, как убили Михеева, и после.

— Не скрывались, просто гостили.

— А приехали вы к ней на черном «Рейндж Ровере», который затем «засветился» на Красном озере. Пушкарев стрелял из этой машины из автомата.

— Кто это видел?

— Тебя опознали, Кожухов.

— Быть этого не может!

Охримов глубоко вдохнул в себя воздух, закрыл глаза, собираясь с духом, и вдруг резко посмотрел на Прохора:

— Можешь ничего не говорить, Кожухов, мы все знаем и без твоих показаний. Картина ясна, есть свидетели… По этому эпизоду ты получишь свои пятнадцать лет… Но есть еще эпизоды. Стрельба у железнодорожного переезда… Стрельба в доме у Донниковой.

— Не знаю ничего!

— Так я и не спрашиваю. Я работаю с тобой по фактам, получившим подтверждение. А по убийству Михеева пока еще не все ясно. И по стрельбе на даче у Донниковой пока еще нет определенности. Но мы работаем. И как только у нас появятся факты, мы будем разговаривать с тобой по-другому.