– Что случилось? Почему ты на меня так смотришь?

Стараясь остаться невозмутимым, он откидывается на стул и отвечает:

– Я до сих пор не верю, что ты сидишь здесь, в кухне, у меня дома… – Но прежде чем я смогла что-то сказать, он меняет тему: – Когда закончишь, мы поедем к матери. Я должен забрать Флина, а потом мы вместе пообедаем. После этого у меня запланирована встреча. А вечером еще и баскетбол.

– Ты играешь в баскетбол?

– Да.

– Серьезно?

– Да.

– С кем?

– С друзьями.

– А почему ты мне не говорил, что играешь в баскетбол?

Эрик долго на меня смотрит и затем тихо отвечает:

– Потому что ты никогда меня об этом не спрашивала. Но теперь мы в Германии, на моей территории, и, возможно, мне еще удастся тебя не раз удивить.

Киваю, как глупая кукла. Я думала, что знаю его, но теперь… Сегодня мне стало известно, что он занимается спортивной стрельбой, играет в баскетбол и, очевидно, еще многим может меня удивить. Но я молчу, продолжая завтракать.

Я начинаю немного волноваться от предстоящей встречи с матерью и маленьким Флином, у меня в голове крутится уйма мыслей.

– Ты говорил, что здесь, в Германии, не любят целоваться… Правильно я понимаю – они и утром могут друг друга не поцеловать?

Вижу, что этот вопрос застал его врасплох, однако, опять разворачивая газету, он спокойно отвечает:

– Утренний поцелуй… Он бы был, если бы мы оба этого хотели.

Оп-ля… Он только что мне сказал, что ему не хочется меня поцеловать. Черт возьми! Он кормит меня моими же пилюлями, но я не очень послушная больная.

Продолжаю жевать кекс, но у меня, наверное, такое выражение лица, что он спрашивает:

– Ты еще что-то хочешь спросить?

Отрицательно качаю головой. Он снова отводит взгляд и упирается в газетные строчки, но краем глаза я замечаю, что уголки его губ приподняты в улыбке. Вот хитрюга!

Наконец я заканчиваю свой вкуснейший завтрак. Эрик поднимается, и я вместе с ним. Идем к выходу и достаем из шкафа свои пальто. Эрик опять на меня смотрит.

– Что еще? – спрашиваю, увидев выражение его лица.

– То, что ты носишь, вряд ли защитит тебя от холода. Это тебе не Испания.

Щупаю свое пальто от «Десигуаль»[6] и отвечаю:

– Спокойно, оно защищает куда лучше, чем ты думаешь.

Нахмурив брови, Эрик заботливо приподнимает воротник моего пальто. Пока мы идем к гаражу, он замечает, крепко схватив меня за руку:

– Надо будет что-нибудь купить тебе… Не хочу, чтобы ты заболела.

Я вздыхаю, но молчу. Молчу я и о том, что не собираюсь оставаться здесь так долго, чтобы ему пришлось мне что-то покупать. Мы садимся в «Мицубиси», Эрик пультом открывает гаражные ворота. Воздух в салоне прогревается за несколько секунд, честное слово, ворота открываются дольше. Этот «Мицубиси» просто верх роскоши!

Звучит радио, и я с улыбкой узнаю музыку «Марун файв»[7]. Эрик сосредоточенно ведет машину с серьезным видом, впрочем, он всегда такой. Не дожидаясь, пока я начну задавать вопросы, он сам рассказывает, куда мы едем.

Из слов Эрика я узнаю, что его дом расположен в округе Трудеринг – в довольно живописном и отнюдь небедном месте, и это становится ясно при свете дня. Вокруг такие же дома, как у Эрика. Да уж, домишки не для бедных! Один лучше другого. Когда мы выезжаем на трассу, он говорит, что немного южнее раскинулись поля и можно даже прогуляться в небольшом леске. Приятная новость. Иметь неподалеку местечко для прогулок, как в Хересе, это просто супер!

Проезжаем через округ Рим и приближаемся еще к одной прекрасной части города под названием Богенхаузен. Здесь и живет мать Эрика. По обе стороны улицы выстроены шале – наконец мы останавливаемся перед темными решетчатыми воротами. И тут я вся сжимаюсь. Я, конечно, знакома с Соней, и она само обаяние, но ведь она мать Эрика, и поэтому я немного нервничаю.

Эрик припарковал автомобиль в небольшом гараже. Он молча поворачивается ко мне и улыбается. О да, он меня хорошо знает! Он понимает, что, когда я так долго молчу, значит, я нервничаю. Я все собираюсь с духом, чтобы выкинуть одну из своих шуточек, чтобы разрядить обстановку, но тут открывается дверь и появляется Соня.

– Как я рада! Как я рада видеть здесь вас обоих! – счастливо говорит она.

Я в ответ улыбаюсь – да иначе и быть не может. А когда Соня обнимает меня, а я – ее, она шепчет мне на ухо:

– Добро пожаловать в Германию и в мой дом, дорогая. Мы будем тебя любить очень-очень сильно.

– Спасибо, – сквозь слезы шепчу я.

Эрик подходит к матери и целует ее, затем уверенно берет мою руку и мы вместе идем в дом. Его атмосфера меня окутывает, успокаивает и согревает. Но какой-то странный звук… Что-то ужасно грохочет.

– Это Флин в гостиной играет в одну из своих дьявольских игр, – объясняет Соня. И, повернувшись к Эрику, добавляет: – У меня уже голова идет кругом. Он не может играть без этой чертовой музыки. – Эрик ухмыляется, и она продолжает: – Кстати, только что звонила Марта. Твоя сестра попросила подождать ее – к обеду она будет. Говорит, что очень хочет повидать Джуд.

– Отлично, – кивает Эрик, а у меня уже начинает закипать голова от оглушительной музыки, звучащей в гостиной.

Некоторое время Эрик разговаривает с матерью о той женщине, которая ухаживала за Флином. Они очень разочарованы ее поступком и обсуждают, что для мальчишки нужно будет нанять нового воспитателя. Я удивляюсь, что им совсем не мешает громкая музыка. Более того, создается впечатление, что они к этому привыкли. Когда мать и сын заканчивают разговор, к Соне подходит девушка и что-то ей говорит, та извиняется и вместе с ней уходит. Эрик берет меня за руку и спрашивает:

– Готова познакомиться с Флином?

Я утвердительно киваю: мне всегда нравились дети. Мы идем к гостиной, Эрик открывает огромные раздвижные двери белого цвета, и громкость музыки поднимается до небес.

Флин что, глухой? Я захожу в комнату и озираюсь по сторонам. Она большая, просторная и светлая, здесь полно фотографий и цветов. Но шум просто невыносимый. Прямо передо мной огромный плазменный телевизор, где безжалостно дерутся два воина. Узнаю игру – это «Мортал Комбат: Армагеддон». Та самая игра, которая очень нравится моему другу Начо и в которую мы с ним играли целыми часами. Не игра, а настоящее наваждение.