— Он сильно пострадал?

— Не знаю. Мы всё равно ничем не можем ему помочь.

— А что у него с ногой?

— Думаю, сломана. Надо наложить шину, но здесь не из чего её сделать.

— Как бы я хотела…

— Не надо хотеть слишком многого. Судьба может счесть вас чересчур жадной. Нам только что было даровано спасение, которое иначе, как чудом, не назовёшь.

— Я знаю. Это произошло благодаря вам.

Он застенчиво улыбнулся.

— Нам все ещё следует продолжать надеяться на чудеса.

— Как было бы хорошо, если бы могли что-нибудь для него сделать!

Он покачал головой.

— Надо соблюдать осторожность, мы в любое мгновение можем опрокинуться. Ему, как и нам, остаётся только одно — положиться на случай.

Я кивнула.

— Мои родители… — начала я.

— Возможно, они попали в одну из шлюпок.

— Я видела, как одна спасательная шлюпка отплыла от корабля и вскоре пошла ко дну.

— Да. У тех, кто сел в эти шлюпки, было мало надежды на спасение.

— Я поражена, что наше крохотное судёнышко уцелело. Если мы выберемся из этой катавасии, то только благодаря вам.

Мы умолкли, и спустя некоторое время он вытащил канистру с водой. Каждый из нас отхлебнул по глотку, после чего он тщательно завинтил пробку.

— Надо её экономить. Запомните, от воды зависит наша жизнь.

Мне оставалось только кивнуть в знак согласия.

* * *

Часы незаметно шли за часами. Лукас открыл глаза, и взгляд его остановился на мне.

— Розетта? — пробормотал он. — Да, Лукас.

— Где… — с губ его готовы были сорваться слова, но мы не услыхали ни слова.

— Мы в спасательной шлюпке. Думаю, наш корабль затонул. С вами всё в порядке. Вы со мной и с…

Как нелепо было не знать даже имени этого человека! Пусть он был в своё время всего лишь палубным матросом, сейчас он наш спаситель. Именно ему мы обязаны своим избавлением от неминуемой гибели.

Впрочем, Лукас всё равно ничего бы толком не расслышал. Он не выразил ни малейшего удивления и закрыл глаза. Губы его что-то произнесли, и мне пришлось нагнуться, чтобы разобрать его бормотание.

— Моя нога…

Нам необходимо было что-то с ней сделать. Но что? У нас не было никаких медикаментов, да и двигаться в лодке приходилось крайне осторожно. Даже при спокойном море она как-то вдруг подпрыгивала, и я путалась. Ясно было, что любой из нас мог легко очутиться за бортом.

Солнце поднялось высоко, и стало очень жарко. К счастью, бриз, теперь совсем лёгкий, всё ещё дул. Он мягко подталкивал нашу лодку, но в каком направлении — мы не имели ни малейшего понятия.

— Когда покажутся звёзды, станет легче, — сказал наш спаситель.

Я выяснила, что зовут его Джон Плэйер. Мне показалось, что своё имя он сообщил неохотно.

— Вы не возражаете, если я буду звать вас Джоном? — спросила я.

— В таком случае, я буду звать вас Розеттой. Мы теперь с вами на равных, не то что пассажир и какой-то там палубный матрос. Страх перед смертью всех уравнивает.

— Мне вовсе не страшно звать вас по имени. Ну разве не дико было бы кричать: «Мистер Плэйер, я тону! Пожалуйста, спасите меня!»

— Конечно, дико, — согласился он. — Но я надеюсь, что вам никогда не придётся это делать.

— А вы сможете ориентироваться по звёздам, Джон?

Он пожал плечами.

— Я необученный мореплаватель, но когда служил на корабле, кое-чему научился. Если выдастся ясная ночь, мы сможем, по крайней мере, определить, в какую сторону движемся. Прошлая ночь была такая пасмурная — ничего не разглядишь…

— Направление нашего движения может меняться. Ведь вы сами сказали, что это зависит от ветра.

— Да, мы вынуждены двигаться туда, куда нас несёт. От этого чувствуешь себя совсем беспомощным.

— Это всё равно, что зависеть от кого-то в чём-то самом насущном! Вы считаете, что мистер Лоример умрёт?

— На вид он довольно крепок. Думаю, главная его беда — нога. Наверное, когда лодка перевернулась, его сильно зашибло.

— Ах, как бы мне хотелось, чтобы мы могли что-нибудь сделать!

— Лучшее, что мы можем сделать — это всё время быть начеку. Если мы увидим на горизонте хоть что-то, похожее на судно, мы должны каким-то образом привлечь к себе внимание. Поднять флаг, например…

— Где мы возьмём флаг?

— Можно прикрепить к палке одну из ваших нижних юбок. Надо использовать что-нибудь в этом роде.

— По-моему, вы очень находчивы!

— Возможно, но чего мне сейчас больше всего хочется — это чтобы судьба ещё раз нам улыбнулась.

— А может, мы уже исчерпали свою долю удачи, когда спаслись с тонущей посудины…

— Видите ли, этого мало. Пока что давайте сделаем всё, что можем, чтобы вновь ухватить счастливый шанс. Смотрите во все глаза. Как только на горизонте появится хотя бы маленькая точка, мы подадим какой-нибудь сигнал.

Утро медленно прошло, наступил день. Мы плыли, подгоняемые лёгким ветерком. Лукас время от времени открывал глаза и что-то говорил, хотя было ясно, что он не вполне отдаёт себе отчёт в происходящем.

К счастью, на небе появились облачка, чуточку прикрывшие солнце, так что зной стал не таким нестерпимым. Я не знала, что лучше — дождь, который мог повлечь за собой бурю, или эта испепеляющая жара. Джон Плэйер внезапно заснул. Он был так измучен, что буквально провалился в забытьё. Спящий, он выглядел совсем юным… Меня очень занимала личность этого человека. К тому же мысли о нём отвлекали от отчаянного положения, в котором мы находились. Что заставило его стать палубным матросом? Я была уверена, что его прошлое содержало в себе что-то такое, что ему хотелось спрятать от чужих глаз. Его окружала атмосфера тайны. Скрытный, вечно насторожённый… Правда, в последние часы я не замечала этих его качеств, ибо он был всецело сосредоточен на одном — как спасти всем нам жизнь. В связи с этим между нами установилась некоторая близость, что, вероятно, было вполне естественно.

Я постоянно думала о своих родителях, пытаясь представить себе, как они выходят на палубу с тем беспомощно-детским видом, с каким они всегда встречали любые явления жизни, не связанные так или иначе с Британским музеем. Оба не имели ни малейшего понятия о чисто практических сторонах жизни. Ведь им самим никогда не приходилось ни о чём таком заботиться. За них это делали другие, давая им возможность целиком сосредоточиться на академических штудиях.

Где они теперь? — спрашивала я себя с чувством лёгкого раздражения, смешанного с нежностью.