Как-то раз, поиграв в саду, я вошёл в дом и застал Ангела сидящей у стола. Она прижимала руку к груди и задыхалась. Лицо её сильно побледнело. Я крикнул: «Ангел, Ангел, я здесь!», но она не обратила на меня внимания, и я испугался. Вдруг она закрыла глаза и совсем перестала быть на себя похожей. Я перепугался ещё больше и продолжал окликать её по имени. Однако голова её клонилась всё ниже и наконец коснулась стола. Я начал вопить. Пришли какие-то люди. Меня увели, и я сразу понял, что случилось нечто ужасное. Явилась тётя Ада, и на этот раз бесполезно было прятаться от неё под скатертью. Она сразу же нашла меня и заявила, что я скверный мальчик. Мне было безразлично, что она говорит обо мне. Я хотел только одного — чтобы со мной был Ангел.

Она умерла. То были странные, непостижимые дни. Я мало что помню, кроме того, что в дом непрерывной чередой шли люди и что дом наш уже не был похож на прежний. Она лежала в гробу в гостиной, шторы были спущены. Тётя Ада привела меня, чтобы я мог на неё «взглянуть в последний раз». Она заставила меня поцеловать ледяное лицо. Я заорал и попытался убежать прочь. В гробу был не Ангел, которого я знал, а кто-то безразличный ко мне.

И зачем я всё это вам рассказываю, да ещё так, как происходящее виделось ребёнку? Мог бы просто сказать: «Она умерла», и дело с концом.

— Вы рассказываете так, как надо, — возразила я. — Вы позволяете мне увидеть, как всё было, как вы переживали происходящие события, а именно это я и хочу знать.

Он продолжал:

— До сих пор помню погребальный звон колокола. Вижу фигуры, одетые в чёрное, и тётю Аду, похожую на страшного пророка, предрекающего беды и несчастья, не спускающую с меня глаз, угрожающую.

Сэр Эдвард приехал на похороны. Было много разговоров, и все они касались «мальчика». Я знал, что решается моя судьба, и содрогался от ужаса.

Я спросил миссис Стоббс, которая приходила к нам мыть полы, где сейчас Ангел, и она ответила: «Не терзай своё сердечко. У неё всё хорошо. Она на небесах с ангелами». И тут я услыхал, как кто-то сказал: «Он, конечно, переедет к Аде».

Ничего худшего я не мог себе даже представить. Вообще я подозревал, что так будет. Ада была сестрой Ангела, и поскольку Ангел на небесах, кому-то надо приглядывать за ребёнком. Я понял — мне необходимо сделать одно — найти Ангела, а для этого отправиться на небеса, где я увижусь с ней и смогу ей сказать, что либо она должна вернуться, либо я останусь с ней там, на небе.

Я не успел уйти сколь-нибудь далеко по намеченному пути, как мне встретился один из фермеров с возом сена. Он остановился и обратился ко мне:

— Далеко ли собрался, паренёк?

Я ответил:

— Да вот хочу попасть на небеса…

— Ну, это дорога длинная, — сказал он, — один идёшь?

— Да. Ангел там, я иду к ней.

— Ты маленький Саймон, не правда ли? Я про тебя слыхал, прыгай наверх, я тебя подвезу.

— Вы что же, на небеса едете? — спросил я.

— Надеюсь, пока ещё нет, — ответил фермер. — Но я знаю, куда тебе надо ехать. — Он усадил меня рядом с собой.

Что же он сделал, по-вашему? Доставил обратно в коттедж. Первым меня увидел сэр Эдвард.

Приложив пальцы ко лбу, человек, предавший меня, сказал:

— Прошу прощения, сэр, но место парнишечки — здесь. Я подобрал его на дороге. Он мне сообщил, что направляется на небеса, так что я решил, что самое лучшее — доставить его обратно, сэр.

На лице сэра Эдварда появилось странное выражение. Он поблагодарил фермера, дал ему денег, а потом обратился ко мне:

— Давай-ка поговорим с тобой, хорошо?

Мы вошли в гостиную. Там всё ещё пахло лилиями, но гроба уже не было, и с невероятно острым ощущением сиротства я понял, что и Ангела здесь больше никогда не будет.

Сэр Эдвард посадил меня к себе на колени. Сейчас скажет: «Славный мальчик», — подумал я. Но он не сказал. Вместо этого я услышал:

— Так, значит, ты пытался отыскать путь на небо, мальчуган, да? — Я кивнул. — Туда добраться никак нельзя. — Я следил, как двигаются его губы. Над верхней губой у него была узенькая полоска усов, а под нижней остроконечная вандейковская бородка. — Рлчему ьы льроавтдся в руьб? — спросил он. — Я не мог дать ясного ответа на его вопрос и произнёс только:

— Тётя Ада.

Он, видимо, понял.

— Ты не хочешь уехать с ней. Но ведь она на самом деле твоя тётка.

Я покачал головой и забормотал:

— Нет! Нет, нет!

— Она тебе не нравится? — Я кивнул. — Так, так… Посмотрим, что мы можем сделать, — сказал он и глубоко задумался. Наверное, он тогда же и принял решение, потому что дня через два я услышал, что меня перевезут в большой дом. Сэр Эдвард введёт меня в свою семью.

Саймон улыбнулся мне и сказал:

— Вы сами сделали для себя выводы. Уверен, что они правильные. Я был его сыном, незаконнорожденным сыном, хотя трудно было поверить, что такой человек, каким он предстал передо мной позднее, мог иметь незаконнорожденного ребёнка. Я уверен, что он любил мою мать, Ангела. Её нельзя было не любить. Я это чувствовал, когда они бывали вместе. Но, конечно, жениться на ней он не мог. Она была неподходящей для него партией. Наверное, он влюбился в неё, поселил в коттедже и стал время от времени её навещать. Ни сэр Эдвард, ни кто-либо другой никогда ничего мне об этом не говорили. Это было предположение, но настолько правдоподобное, что все в него уверовали. По какой ещё причине он мог взять меня к себе в дом на воспитание наравне с собственными сыновьями?

— Так. Теперь понятно, как вы попали в Пэрриваль Корт, — сказала я.

— Да. Я был на два года старше Космо и на три Тристана. В этом было моё счастье, иначе, думаю, мне пришлось бы совсем плохо. Два года разницы в возрасте давали мне преимущество, в котором я очень нуждался, ибо, доставив меня в свою детскую, сэр Эдвард, похоже, утратил ко мне всякий интерес, хотя я замечал, что иногда он украдкой поглядывает на меня. Слуги меня невзлюбили. Если бы не няня, которая служила в доме, мне пришлось бы так же худо, как и у тёти Ады. Но няня прониклась ко мне жалостью. Она полюбила меня и всегда брала под защиту. Никогда не забуду, сколь многим я обязан этой женщине.

Позднее, когда мне было уже семь, у нас появился учитель. Помню и сейчас его фамилию — мистер Уэллинг. С ним мы прекрасно ладили. До него, вероятно, доходили разные сплетни, но он не обращал на них внимания. Я был более серьёзным ребёнком, чем Космо и Тристан, и два года разницы в возрасте тоже сослужили мне хорошую службу.

Конечно, нельзя не упомянуть о леди Пэрриваль. Это была страшная особа, и меня радовало, что она словно бы не подозревает о самом моём существовании. Она почти никогда со мной не разговаривала, и впечатление было такое, что она меня как бы не видит. Она была громадиной, эта женщина, и все, кроме сэра Эдварда, её боялись. В доме было прекрасно известно, что только её деньги спасли Пэрриваль Корт и что она — дочь миллионера, владельца не то угольных, не то железорудных копей. Она была единственной дочерью, и магнат хотел приобрести ей титул. За это он готов был заплатить надлежащую цену, и, значит, часть денег, нажитых то ли на железе, то ли на угле, пошли на укрепление стен и кровли Пэрриваль Корта. Сэра Эдварда такая сделка, видимо, устраивала, тем более что помимо укрепления стен и кровли супруга подарила ему двоих сыновей. У меня было одно желание — не попадаться ей на глаза. Теперь вы имеете полное представление о том, в какую среду я попал.