Эдвард отвернулся, пряча от неё выступившие на глазах слёзы. Он не знал, от чего они появились. От безумного разочарования в том, что все её слова оказались пустыми. Или от того, что она была права, и он должен был иметь голову на плечах, которую потерял где-то по пути в Стамбул. Он должен нести ответственность за неё, за брата… Он должен думать головой… Только вот голова его отказывалась думать, когда он видел её, и все здравые мысли куда-то девались, когда она его касалась. Это всё было одной сплошной ошибкой — его решение ехать в Турцию, чтобы выполнить её желание и самому побыть рядом с ней. С тех пор чувства его перестали быть контролируемы, поступки потеряли логику, а сам он превратился в непонятно кого — то ли её лакея, то ли бандита с большой дороги. От него прежнего ничего не осталось.

— Простите меня, леди Аделин, — проговорил он, поднимаясь на ноги.

Но Аделин не готова была щадить его чувства.

— Ваш поступок — это полное неуважение ни ко мне, ни к Алану. Вы использовали меня, забыв о родственных чувствах, о чести и совести! Вы…

— Замолчите!

Эдвард направился к двери. Если он не уйдет сейчас, то будет уже поздно.

Он на секунду остановился, сжимая ручку двери так, будто она была во всем виновата.

— Я люблю вас, — сказал он тихо, нажал на ручку и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь…

Первое, что сделала Аделин, когда лайнер наконец-то покинул воды Турции, это бросилась переодеваться. Всё утро и до самого вечера она боялась лишний раз пошевелиться. Утром Алан принёс ей панталоны, в пояс которых были вшиты золотые украшения. Клад Приама. И, несмотря на всё неприличие ситуации, в которой они оказались, он самолично надел их на Аделин, чтобы проверить, что завязки крепко держатся на её талии.

Казалось его ничуть не трогает вид её обнажённого тела, хотя сама Адель готова была сорваться со своего места в любой момент и кинуться прочь, не испытывая ничего, кроме стыда, который разъедал её изнутри…

Остатки клада были заложены между двумя надетыми один на другой корсетами, от чего Аделин казалась себе толстой. Платье с трудом сошлось на талии, и Алан, который в этот день взял на себя обязанности камеристки, долго возился с лентами. Потом он приказал ей пройтись перед ним, развернуться, сделать реверанс. Адель ходила с опаской, но вскоре привыкла к тяжести золота и стала двигаться гораздо легче.

Герцог отправился провожать, но ушёл сразу, как только они взошли по трапу. Турецкие солдаты долго косились на Алана и под конец попросили его показать его багаж. Багаж Аделин вскрывать не стали, и она впервые за много часов вздохнула спокойно, поняв, что никто не будет её обыскивать.

Стоя у борта, она искала глазами Эдварда. Вчера она несправедливо оскорбляла его и уже глубоко раскаивалась в своем поступке. Сейчас, когда голова была трезва, Адель ясно понимала, что натворила. Ей было стыдно перед Эдвардом, но больше ей было стыдно перед Аланом. И вовсе не потому, что она сожалела о том, что произошло…Она вела себя как последняя шлюха, сама вешалась на шею герцогу, а потом сама же прогнала его, оскорбив и обидев.

И всё же он признался ей в любви. Так искренне и спокойно, что девушка сразу поняла, что он не лжёт.

Его слова растревожили ей сердце, но изменить что-то Адель была не в силах. Вино помогло ей признаться себе в том, какие чувства он испытывает к герцогу, однако это всё равно не имело никакого значения. Она много лет любила Алана и продолжала его любить, но её любовь стала иной. Ей по-прежнему было приятно находиться в его обществе, но теперь Адель чувствовала непривычную скованность, которую пыталась скрыть за глупой болтовнёй и шутками. А вот рядом с Эдвардом же ей всегда хотелось вести себя дерзко, наблюдать за тем, как меняют цвет его необычные глаза, хотя внешне герцог всегда оставался спокоен… Адель тянуло к нему, и в тоже время своей невозмутимостью он так сильно раздражал её, что иногда хотелось расшевелить его какой-нибудь необдуманой выходкой!

Аделин разделась в своей каюте. Панталоны с кладом она убрала в багаж, как и велел ей Алан. Наконец-то имея возможность свободно двигаться, девушка рухнула на узкую на кровать. Ноги за весь день устали так, будто она не просто ходила или стояла, а пробежала несколько миль. Только избавившись от золота, Адель поняла, насколько тяжелым оно было. Она казалась себе пушинкой, лёгкой бабочкой, которая порхает с цветка на цветок. Чуть позже сняв второй корсет, Аделин сложила украшения в мешочек и передала Алану, когда наконец-то вышла на палубу.

— Адель, мы богаты! — по-мальчишески беззаботно заявил молодой человек, крепко обняв девушку, прижимая её к своей груди, — теперь я смогу смело пойти к твоему отцу и…

— Неужели золото и деньги для тебя так много значат, Ал? — спросила Аделин, подняв голову и заглянув в его светящиеся серебром глаза.

— Значат, любимая, — ответил Алан, — только имея деньги, а возможно, и титул, я смогу обеспечить тебе жизнь, которой ты достойна.

— По-моему, ты забыл спросить, что от жизни нужно именно мне… — задумчиво произнесла Адель, немного отстранившись.

— И чего же ты хочешь, Адель? — поинтересовался молодой человек, ослабив хватку.

— Сейчас я хочу, чтобы ты меня поцеловал, — промолвила Аделин, подставляя ему губы для поцелуя.

Только так она сможет забыть совершенно другие поцелуи! Грешные, лишающие рассудка…

Алан исполнил её просьбу, легко коснувшись губами её губ и тут же отстранившись.

Аделин, как ни странно, испытала облегчение, а не разочарование.

— Надеюсь, ты теперь довольна, Адель? — с хитрой ухмылкой спросил молодой человек, коснувшись пальцем её щёки. — потому, что если ты будешь настаивать на большем, то я не уверен, что смогу остановиться. В Стамбуле только присутствие Эдварда сдерживало меня, а сейчас…

Вспыхнув, Аделин отстранилась. В голове уже не в первый раз промелькнула мысль о том, насколько эгоистичен её жених, постоянно думая только о себе, и как сильно от него отличается его брат!

Даже когда она оскорбляла его, герцог всегда заботился о ней, печась о её благе…

— Ал, думаю ты прав, нам не стоит торопиться, — сказала Адель, шагнув к перилам, — ты ещё должен попросить моей руки у отца и…

— Думаешь, что сэр Алекс мне откажет? Или ты сама передумала становиться моей женой? — с долей иронии поинтересовался Алан.

— Нет, конечно, нет! — поспешила ответить Адель, не понимая, кого она пытается в этом убедить. Его или себя….

Смотря в след уходящему лайнеру из окна гостиницы, Эдвард с трудом сдерживал желание что-нибудь разбить или сломать. Ему хотелось крушить мебель, бить сервизы, или ударить своего слугу так, чтобы увидеть кровь… Но мебель, чашки и его слуга не были ни в чем виноваты, поэтому он вцепился руками в подоконник и стоял, пока черный дым из двух труб не растворился на горизонте.