Наверное, именно тогда я и заснула. Но сказка все равно не кончилась.

Моя маменька, достойнейшая графиня Шерези, храни ее Спящий, говаривала, что творения гения, в отличие от деяний просто таланта, отличаются тем, что у гения они живут собственной жизнью. Видимо, Болтун оказался гением. Его история продолжила свой ход.

Дождь, с вечера накрапывающий, усилился, превратился в ливень. Потоки воды, устремившись вниз, размывали тропу.

Виклунд шел первым. Свой мешок он отдал Станисласу, чтоб освободить руки, и обнажил клинок. Тропа густо поросла кустарником, и Разящий, меч с именем, который Оливер получил в награду от ее величества за победу при Шарлемаре, сейчас служил великану обычным тесаком, прорубая путь.

– И как тут по-вашему должны будут пройти лошади? – вопрошал лорд Доре, согбенный под тяжестью поклажи.

Мандолина, запеленутая как младенец, висела у него на шее и, против обыкновения, звуков не издавала.

– Те, которые должны будут пройти, пройдут, – отвечал замыкающий отряд Патрик. – Если придется, леди Дидиан выжжет здесь на корню весь лес, лишь бы не пострадали ноги драгоценных скакунов рыцарей долины. Я ведь прав, Гэб?

Ван Харт запрокинул голову, стер с лица воду и громко сообщил:

– Нужно забирать левее, мы отклонились с тропы.

– Неужели? – Виклунд рубанул мечом. – Где–то здесь была тропа?

– Прекрати калечить деревья, – Гэбриел придержал друга за плечо и, опершись на него, запрыгнул на кочку. – Мы почти пришли. Милорды, это Блюр, любуйтесь.

Он повел рукой налево, и, когда друзья, следуя за его жестом, повернули головы, их взорам открылись зубчатые башенки на фоне ночного неба и узорчатая балюстрада, нависшая над пропастью.

– Господа, прошу не забывать, что как законный владелец, я должен первым ступить на порoг своего дома! – прокричал Патрик лорд Уолес.

– Ты главное не поломай ноги, а то нечем cтупать будет, – Оливер аккуратно опустил в ножны Разящего. – Вперед, миньоны!

В Ардере была ночь, прекрасная и лунная. Но прелесть ее мало кого в данный момент занимала. Королевский совет заседал, ее величество боролась с болезнью, а два достойных дювалийских лорда плавно подбирались к сути своей беседы.

Юный ван Диормод внимал общению канцлеров с благоговейным восхищением. Не разговор – сражение, где каждая фраза как удар клинка. Да что там фраза, слово, интонация, взгляд, молчание – все пущено в дело. Сейчас каждый соперников проверяет защиту другого обманными выпадами, и хотя ван Хорн гораздо моложе своего родственника, и более крепок телом, ван Диримор в этой дуэли все же поставил бы на победу своего господина.

– Что же стало причиной удара, – сочувственно расспрашивал канцлер ван Хорн, – яд, либо противоестественное фейское колдовство? Кто повинен в этом?

– Ни яд, ни проклятие, мой дорогой зять, – ван Харт говорил свистящим старческим шепотом, чтоб собеседнику приходилось напрягать слух. – Время… в моем плачевном состоянии повинно время… Хотя, мне грех на него жаловаться.

Спящий дал мне сил ровно настолько, чтоб мой сын…

Старик кашлянул, но пауза не стала от этого звука менее тяжелой.

«Ты же помнишь, чей раньше это был сын? – говорила она. – Я лишил тебя единственного наследника, дуралей, я забрал его себе. А сейчас я ещё немножко проверну кинжал в твоей незаживающей ране».

– …чтоб мой сын смог заменить меня в делах государственных. Успехи Гэбриела столь велики…

– Несомненно, – ван Хорн откинулся в кресле, – особенного успеха он достигнет, заключив наконeц династический брак с ван Солами, крошка Дидиан наденет на его голову княжескую корону Дювали.

– За этим дело не станет…

Ван Диормод в этот момент подумал, что на месте ее величества всячески этому браку противился бы.

– Наша драгоценная Аврора вашу уверенность разделяет? – быстро спросил ван Хорн, будто услышав мысли молодого человека.

– А что думают по этому поводу при доманском двoре? – Адэр ответил на удар молниеносно. – И, к слову, любезный зять, вы так и не поведали мне о причинах вашего неожиданного, но бесконечно радостного для нас возвращения.

– Домания наблюдает за нашими делами с неослабевающим вниманием, – ван Хорн покачал головой. – Некоторые вещи лучше видны из отдаления. А что же касается вашего второго вопроса…

Канцлер ван Хорн неловко встал и опустился на одно колено:

– Я тоже не молодею, Адэр, не хочу отойти в чертоги Спящего, не испросив твоего прощения.

Секретарь удивился, но, кажется, не он один.

– За что? – в голосе ван Харта кроме непритворного удивления появилась непритворная же сила. – За что я должен тебя прощать?

– За то, что я был недостаточно хорошим мужем для твоей сестры, за то что желал освободиться от брака с ней, не ответив в полной мере на ее чувство, за то, что был настолько глуп, что верил в то, что мне это удалось.

По лицу лорда-канцлера текли слезы. Это зрелище настолько шокировало ван Диормод, что будь он не мужчиной и не дворянином, он вполне мог бы и лишиться чувств в этот момент.

– Принеси ка нам вина, дорогой, – велел секретарю ван Харт после паузы, – и вели стражникам отойти от двери туаза на четыре.

Пока молодой человек исполнял поручение, беседа продолжалась. И хотя он очень торопился сделать все как можно быстрее, что–то из нее он упустил.

Когда он вернулся с подносом, ван Хорн уже сидел в своем кресле и говорил негромко, но быстро.

– Креспен, капитан моей стражи. Ты вполне мог его не запомнить, но долгие годы этот господин был мне самым близким слугой, практически наперcником.

– Ты велел ему избавиться от Эленор?

– Нет, клянусь, – ван Хорн набожно сложил руки перед грудью, – он был послан на разведку. Я собирался тогда просить развода, и Креспену было поручено собрать как можно бoльше информации, с которой можно было бы торговаться.

– Порочной?

– Другая мне была не нужна. Эленор с малышом Гэбриелом тогда жили в этой деревеньке… До меня доходили слухи, что она якшается с феями. Уличить супругу в противоестественном колдовстве – это все, на что я рассчитывал. Но нападение разбойников на деревню…

– Я покарал убийц.

Ван Хорн схватил со стола бокал и жадно из него отпил.

– А ты не удивился, что я не принял в этом участие? Не примчался на пепелище, чтоб собственноручно обезглавить виновных?

– Я списал это на твое равнодушие.

– Или на чувство вины? Ах, брось Адэр, я знаю, что ты подозревал меня. Я сам себя подозревал. Креспен вернулся из Дювали и сообщил мне, что дело сделано. Что он предвосхитил мою просьбу, и чтo теперь я свободен.