— Дорогая моя девочка! — пробормотала она до того, как изображение исчезло.

И вновь стук в дверь заставил Фэй вздрогнуть. Приподняв покрывало, она засунула под него бумаги, встала и подошла к двери. Вид Жюльенны вызвал у нее прилив энергии, пробудил желание бороться. Ивонна Ингварссон даже не представляет себе, с кем решила тягаться; к тому же Фей готова поставить на уши весь мир, чтобы выяснить, кто атакует ее предприятие.

В дверях стоял Давид Шиллер. Он улыбнулся ей.

— У тебя такой вид, словно тебе не повредила бы прогулка с новым другом.

* * *

Как всегда в воскресный вечер, набережная Страндвеген казалась пустынной. Фэй и Давид шли бок о бок вдоль воды. Вечер выдался теплый. В аллее собачники выгуливали своих собак, на Юргордене поскрипывали, сверкали и светились огнями аттракционы парка «Грёна Лунд». Фэй успела забыть, какими волшебными бывают стокгольмские летние вечера.

— С тобой все хорошо после нашего вчерашнего разговора? После всего, что ты мне рассказала…

Голос Давида звучал встревоженно. Фэй почувствовала, что ее это тронуло.

— Все нормально, — с улыбкой ответила она, и синие глаза Давида просияли.

— Хорошо. Я немного волновался, что ты пожалела о сказанном.

— Нет-нет, вовсе нет. Для меня это было… такое облегчение! На самом деле я никогда никому не рассказывала, что произошло, как выглядела моя жизнь с Яком. Даже Керстин, которую считаю своим лучшим другом. Крис, ясное дело, знала почти все.

— А кто это — Крис? — осторожно спросил Давид. — Ты уже упоминала это имя.

Он выглядел так, словно пытался сделать первые шаги на ставший за ночь лед, чтобы проверить, выдержит ли тот.

— Крис… Ой, даже не знаю, как объяснить, кто она была. Мы с ней подружились во время учебы в Торговом. Она… она была просто как природная стихия. Для нее не существовало препятствий.

— А что с ней случилось? Если ты не возражаешь, что я спрашиваю…

Они миновали «Страндбрюгган»[12], где полным ходом шли приготовления к вечернему нашествию посетителей. Молодые-красивые-пьяные толпились, внимательно разглядывая друг друга — дизайнерские сумочки, накладные ресницы, часы «Ролекс», полученные в подарок на окончание школы…

— У нее обнаружили рак, — проговорила Фэй и подняла руку, чтобы он мог увидеть ее браслет с надписью «FuckCancer». — Все закончилось очень быстро. Но она успела влюбиться — встретить потрясающего мужчину, который идеально ей подходил…

— Это прекрасно, — произнес Давид. — Успеть встретить свою любовь… Разве не ее все мы ищем?

Они свернули к Скандинавскому музею и Юнибаккену.

Давид мрачно смотрел на воду. За деревьями угадывались очертания музея «Васа» — странного монумента одному из величайших провалов в истории Швеции[13].

— Ты ее любишь? — спросила Фэй.

Давид вопросительно посмотрел на нее.

— Кого?

— Свою жену, кого же еще?

Он чуть смущенно рассмеялся.

— Ах да, я должен был догадаться… После пятнадцати лет семейной жизни такой вопрос кажется даже забавным. Любить… Можно ли любить после пятнадцати лет повседневной рутины, рождения детей? Кто-то еще в состоянии любить?

— Звучит весьма цинично.

— Может быть. Или же мы с самого начала не подходили друг другу. Если уж быть до конца честным.

Он потряс головой, отвернулся от Фэй.

— То, что я говорю, звучит ужасно.

— Нет, говори.

Фэй взяла его под руку, они приближались к парку аттракционов. Восторженные крики, доносившиеся оттуда, звучали все громче.

Давид откашлялся.

— Пожалуй, о любви с самого начала речи не шло. Скорее это было удобно. Все сходилось, все совпадало, но чувства?.. Даже не знаю.

Он похлопал Фэй по руке:

— Тебе неприятно это слышать?

— Вовсе нет. Люди живут вместе по тысяче разных причин. Мало кому выпадает испытать любовь. Настоящую любовь.

— А ты ее испытала? — спросил он, останавливаясь.

В глубине души ей захотелось избежать его взгляда, не отвечать. Она слышала крики с аттракциона «Свободное падение» — люди, добровольно поднимавшиеся на верхотуру, чтобы ощутить, как щекочет в животе, когда они падают вниз… Пожалуй, именно так она воспринимала любовь.

— Да. Я любила Яка. Думала, я и неспособна никого так полюбить. Но этого оказалось недостаточно. Меня оказалось недостаточно. А потом появилась Жюльенна. Совершенно новая разновидность любви. И она перебила…

Голос изменил ей, она отвернулась. На мгновение все нахлынуло снова. Все, через что пришось пройти их семье. Сперва то, что делал Як. Потом — то, что сделала она, когда решила спасти их от него.

— Даже представить себе не могу, что тебе довелось пережить, — сказал Давид, и Фэй вздрогнула. На секунду она позабыла о его существовании. — Потерять ребенка… Фэй, я… мне так хотелось бы снять с твоих плеч эту тяжесть, но это никому не под силу.

Фэй встряхнулась, отогнала все чувства и воспоминания, требовавшие внимания. Если она позволит себе чувствовать и вспоминать, то не сможет сделать больше ни шагу.

— Как хорошо, что ты рядом, — сказала Фэй. — Что ты слушаешь…

Некоторое время они стояли молча на фоне мерцающих огней парка развлечений. Долго-долго никто из них не говорил ни слова. Потом Давид протянул ей руку.

— Пошли. Давай вернемся.

Фэй кивнула. Они развернулись и пошли обратно в сторону Страндвеген. Когда снова миновали «Страндбрюгган», Давид остановился и обернулся к ней.

— Искупаемся? — спросил он.

— Здесь?

— Да, сегодня теплый вечер, а мы живем в Северной Венеции. Мостки есть повсюду. Вон там, например.

Он указал на два больших плавучих дома и длинные деревянные мостки, уходящие в воду между ними. Не дожидаясь ее, почти бегом устремился туда. Из-за плавучих домов его практически не было видно с набережной. Наклонившись, он развязал ботинки. Фэй огляделась. Ни души. Мимо проезжали лишь редкие машины. Давид уже снял льняную рубашку, джинсы и ботинки. Носки. Трусы. В темноте мелькнули его бледные ягодицы, потом Фэй услышала бодрый крик, сменившийся мощным всплеском. Она наклонилась вперед. Давид плескался в воде в двух метрах от Фей, глядя на нее снизу вверх.