— Кто-нибудь может это подтвердить?

В глазах Фендриха отразился гнев.

— Понимаю… вы не смогли привлечь меня за исчезновение Паулы и теперь пытаетесь повесить на меня это дело.

— Ничего подобного, герр Фендрих, — попыталась успокоить его Анна. — Мы обязаны проверить все факты, если хотим добросовестно выполнить свою работу.

Огонь гнева в глазах Фендриха потух, но до конца слова Анны его явно не убедили. Он опять посмотрел на фотографию девушки, на сей раз долго не сводя с нее глаз.

— Это один и тот же человек, — наконец заявил он.

— Что вы хотите этим сказать? — поинтересовалась Анна.

— Я хочу сказать, что вы правы… Связь существует. Великий Боже, они настолько похожи, что убитая девушка вполне могла бы быть ее сестрой. Кто бы ни был убийцей, он должен был знать Паулу. Знать достаточно хорошо. — В его взгляде снова появилась боль. — Паула умерла. Не так ли?

— Этого мы, герр Фендрих, не знаем…

Закончить фразу ей не позволил Фендрих.

— Да, — сказал он. — Да, я боюсь, что она мертва.

21.30, пятница 19 марта. Национальный парк Харбургер-Берге к югу от Гамбурга

Это Бюкстехюде было сущей дырой — местом, где, как говорят добрые немцы, ничего никогда не происходит. Бегство из Бюкстехюде имело для Ханны то еще значение. Ведь это был единственный способ избавиться от унизительной клички «деревенщина» и получить возможность стать хоть кем-то. Ханна Грюнн сидела в своем стареньком «фольксвагене-гольф», стоявшем на жутковатой лесной парковке, и с горечью размышляла о том, что, убежав из Бюкстехюде, далеко от этой дыры не ушла, добравшись всего лишь до треклятой пекарни.

Лет с четырнадцати Ханна стала пользоваться повышенным вниманием у мальчиков. Она выделялась прекрасно развитыми формами, длинными золотистыми волосами и высоким ростом. Умом, надо сказать, девушка не отличалась, однако ей хватило смекалки сообразить, что для достижения успеха следует использовать не мозги, а иные отпущенные природой ресурсы. Но прежде всего следовало рвать когти из этого вонючего Бюкстехюде. Она собирала вырезки из газет и журналов, в которых повествовалось о карьере Клаудии Шиффер — о том как Клаудия вынырнула из небытия, находясь на дискотеке, о ее первых контрактах в модельном бизнесе, о феноменальных суммах, которые она зашибает, и об экзотических местах, где побывала топ-модель. Итак, по достижении восемнадцатилетнего возраста Ханна отряхнула пыль Бюкстехюде с ног своих и с непоколебимой уверенностью юности направила стопы в Гамбург, чтобы начать карьеру в модельном бизнесе. Однако Ханне не потребовалось много времени для того, чтобы усечь один простой факт — приемные агентов, где ей приходилось торчать часами, просто кишат клонами Клаудии Шиффер. Во время первого интервью девушка продемонстрировала агентам портфолио со снимками, сделанными местным фотографом перед тем, как она покинула дом. Какой-то длинный тощий урод и высокая женщина лет пятидесяти — явно бывшая модель — с трудом подавляли ухмылки, глядя на фотки Ханны. Они поинтересовались, откуда она явилась, а когда та сказала, что приехала из Бюкстехюде, подонки не смогли удержаться от смеха.

Эта картина повторялась практически во всех агентствах, и Ханна поняла, что тот образ жизни, который она рисовала в своем воображении, становится недостижимым. Вопрос о возвращении в Бюкстехюде не стоял, однако карьера модели, бывшая до этого светлой мечтой, превратилась в мрачную фантазию. Она засела за телефонную книгу и звонила до тех пор, пока не наткнулась на какое-то агентство в Санкт-Паули. Ханна, будучи девицей далеко не наивной, прекрасно понимала, что контора в лучшем случае занимается подбором кадров для стрип-клубов. Она не ошиблась. На вывеске у дверей было начертано, что агентство специализируется в «модельном бизнесе, экзотических танцах и службе эскорта», а возглавлявший агентство крепкого сложения итальянец в кожаной куртке больше смахивал на гангстера, чем на представителя индустрии моды. И парень, надо отдать ему должное, этого не скрывал. Он сказал Ханне, что она — красотка с классной фигурой и что у нее будет куча работы.

— В основном ты будешь сниматься на видео, — пояснил он и добавил: — Ты же понимаешь… придется конкретно трахаться.

Когда Ханна заявила, что этот вид деятельности ее не привлекает, итальянец пожал плечами и сказал: «О’кей». При этом он вручил ей визитную карточку, присовокупив, что если она передумает, то пусть не стесняется и звонит. Вернувшись в квартиру, которую делила с другой девушкой, Ханна уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить сотрясавшие тело рыдания. Больше всего ее угнетал деловой, лишенный всяких эмоций тон, которым итальянец сообщил, что ей «придется конкретно трахаться». В его голосе не было ни похоти, ни насмешки, Он просто-напросто говорил о характере предстоящей работы. Точно таким же тоном описывают обязанности клерка в обычном офисе. Но больше всего бесило Хану то, что беседа в агентстве показала ее истинную цену, ясно продемонстрировала, на что она может рассчитывать. После этого девушка приступила к поиску самой обычной работы, однако отсутствие школьного аттестата и полное незнание канцелярской рутины резко ограничивали выбор.

Однако довольно скоро она получила место в «Пекарне Альбертус», где в основном трудились жирные, глупые и чуждые каких-либо амбиций средних лет тетки. И вот теперь, спрятав блестящие светлые волосы под эластичной шапочкой пекаря и скрыв роскошное тело под бесформенным белым халатом, она день за днем занималась тем, что замораживала торты. С каждым днем эта работа становилась для нее все более и более невыносимой.

Но это должно скоро закончиться, думала Ханна. Маркус избавит ее от любого труда. Она станет богатой и заживет той жизнью, о которой всегда мечтала. Маркус — хозяин пекарни, и, когда потребовалось спать с боссом, чтобы добиться поставленной цели, она на это пошла. И цель уже близка. Маркус обещал бросить свою фригидную корову, именуемую его женой, чтобы сочетаться браком с Ханной.

Ханна взглянула на часы. Куда, к дьяволу, он девался? Он постоянно опаздывал, и главным образом из-за своей бабы. Она оглядела темную стену окружавших парковку деревьев. Черная масса на фоне чуть менее черного безлунного неба. Ханна ненавидела свидания в этом лесу. Здесь так жутко. Вот и сейчас ей казалось, что во тьме деревьев кто-то или что-то движется. Девушка тревожно вгляделась в темноту, но, ничего не увидев, с облегчением вздохнула.

Он выслеживал ее и раньше, но ехать за ней до лесной парковки было слишком опасно. Передвижение любого одиночного транспортного средства на изолированной дороге могло вызвать подозрение. Именно поэтому ему приходилось приезжать сюда засветло и выжидать в засаде. Этой ночью, проследив за ней достаточно долго, чтобы узнать, куда она направляется, он ее обогнал и прибыл на место первым. Проведя заранее рекогносцировку, он обнаружил узкую служебную дорогу, которой пользовались служащие природного парка, чтобы содержать в порядке растительность. Проехав по этой дороге примерно полпути, он выключил двигатель мотоцикла, вырубил свет, прокатил машину чуть дальше и спрятал ее среди деревьев. Остальную часть пути он прошел пешком, размышляя о том, не слышали ли те, кто уже находится на парковке, звука мотора мотоцикла. Выйдя без всяких помех к опушке леса, он принялся следить за тем, как шлюха ждет появления своего женатого любовника. Он тоже ждал, предвкушая момент, когда разъедающая его, словно рак, ярость выплеснется наружу. Им будет больно. Им предстоит узнать, что такое настоящая боль. Она взглянула в его направлении, но он не двинулся, не отступил назад. Глупая сучка пялилась в темноту, но его не видела. Ну ничего. Очень скоро она его увидит.