– Товарищ капитан, посты доносят: два наших самолета сбили «Юнкерс», – отрапортовал Леша.

– Так, – сказал Рассохин.

– Теперь они ведут бой с четырьмя «Мессершмиттами».

– Так, – сказал Рассохин.

– Нужно вылететь на помощь Карякину и Чепенкову, – раздался голос Костина.

Костин вернулся на командный пункт вместе с Рассохиным и теперь стоял у него за плечами.

– А вы тут не командуйте, – Рассохин обернулся к Костину. – Никто не вылетит, пока я не прикажу.

И громко крикнул:

– Всем оставаться здесь!

«Средь шумного бала, случайно…» Тьфу! Привязалось и никак не отвяжется. Карякин оглядел горизонт. Как резко изменилась погода, ни единой тучки. Солнце. Сияет воздух, сияет снег на озере. Облака, в которых они только что гнались за «Юнкерсом», теперь висят синей грядой над берегом.

Надо идти домой. Время еще не истекло, есть еще и горючее, но надо идти домой, потому что не осталось ни одного патрона. Они будут в глупом положении, если встретят сейчас «Мессершмитты». Домой, домой!

Подумав о «Мессершмиттах», Карякин сразу увидел их. Они блеснули на солнце в глубине неба, как рыбы блестят в глубине реки. Сначала он заметил только два самолета, потом еще два, метров на триста выше. Он взглянул на Чепенкова. Чепенков шел за ним и тоже, конечно, видел «Мессершмитты».

Карякин круто пошел вниз, надеясь, что над самым льдом они его не заметят. Но было уже поздно. «Мессершмитты» неслись прямо к ним. Верхняя пара так и осталась несколько повыше, а нижняя догнала. Мгновение – и один «Мессершмитт» за хвостом Карякина, другой – за хвостом Чепенкова.

Прежде чем немцы успели выстрелить, Карякин перевернулся в воздухе. Между льдом и небом, поменявшимися местами, он увидел самолет Чепенкова, который тоже переворачивался. Мгновение – и Карякин в хвосте у одного «Мессершмитта», а Чепенков – в хвосте у другого.

Вот бы теперь ударить. «…В тревоге мирской суеты…» Но ни одного патрона, черт побери!

Однако оба немца горкой пошли вверх. Ура! Они боятся. Они не знают, что патронов нет.

Два «Мессершмитта» ушли вверх, но два других, дежурившие наверху, сразу спикировали и пристроились к хвостам самолетов Карякина и Чепенкова.

Перевернуться, немедленно перевернуться!

Готово!

Карякин и Чепенков опять в хвостах у двух «Мессершмиттов». Нет патронов. Немцы снова горку – и вверх два «Мессершмитта», дежурившие наверху, спикировали – и опять в хвостах у Карякина и Чепенкова. Они сменяют друг друга, обе пары «Мессершмиттов».

Переворот! Пара вверх, пара вниз. Переворот! Два «Мессершмитта» вверх, два «Мессершмитта» вниз. Переворот! «…Тебя я увидел, но тайна…» Переворот! Пара вверх, пара вниз. Переворот! Долго ли это может продолжаться? Переворот! «Твои покрывала черты…» Да это какой-то странный танец! Пары сменяются, как на танцевальной площадке. Переворот!

Горючего осталось минут на семь. Когда же они, наконец, догадаются, что нет патронов! Переворот. Надо осмотреть небо, не идут ли на помощь. Пары сменились. Переворот. Тошнит, глаза почти не видят. Переворот.

Вот оно, небо! Да, над берегом самолеты. Не Батя ли спешит на помощь? Переворот.

Нет, не Батя. Разрывы зенитных снарядов пятнают небо. Это немцы идут бомбить трассу…

Переворот.

«Средь шумного бала…»

Когда на командный пункт позвонили и передали, что к озеру с разных направлений движется несколько десятков «Юнкерсов», и лейтенант Тарараксин доложил об этом, вытянувшись во весь свой огромный рост и касаясь макушкой потолка, Илья Рябушкин удивленно посмотрел на Рассохина. Откуда Батя мог знать это заранее? А ведь он, несомненно, знал заранее. Если бы он не знал заранее об этом громадном налете, разве он не отправил бы всю эскадрилью на помощь Карякину и Чепенкову?

Костин удивился гораздо меньше Рябушкина, потому что план Рассохина был ему понятен. Еще когда Рассохин с такой неожиданной резкостью оборвал его, приказав ему здесь не командовать, он сообразил, что командир ждет чего-то и бережет силы эскадрильи. Потом, размышляя, он понял, по каким признакам Рассохин догадался о предстоящем налете немецкой авиации на трассу. Прежде всего над озером появился немецкий разведчик. Разведчика сбили Чепенков и Карякин. Тогда немцы выслали на озеро небольшую группу «Мессершмиттов». Зачем они их выслали? Чтобы втянуть эскадрилью в бой, занять ее боем. Если бы эскадрилья вылетела на помощь Карякину и Чепенкову, она оставила бы трассу без защиты.

– Ты пойдешь со мной в паре? – неторопливо спросил Рассохин у Ермакова.

Комиссар кивнул кудрявой головой.

«Если только он позволит мне вылететь, если только он возьмет меня с собой, я их всех удивлю, я им покажу, на что способен», – думал Рябушкин.

Но взгляд маленьких голубых глаз Рассохина лишь скользнул по Рябушкину и остановился на Костине. С той же неторопливостью, словно времени впереди хоть отбавляй, Рассохин сказал:

– Вы пойдете, Костин.

«А вдруг он пошлет меня с Костиным? – подумал Рябушкин. – Ведь я и Карякин у Костина были в звене».

– Алексеев! – сказал Рассохин.

– Слушаю!

– Пойдете с Костиным ведомым.

– Есть!

На веснушчатом лице Рябушкина сразу появилось много маленьких капелек пота. «Пропало, – думал он. – Две пары уже есть».

– Рябушкин!

«Слушаю», – хотел сказать Рябушкин, но у него перехватило дыхание, и он не произнес ничего.

Рассохин смотрел на него просто и ясно, словно между ними никогда ничего не было.

– Вы пойдете пятым.

Давно не испытанное ощущение счастья охватило Рябушкина, когда самолет его оторвался от снега, низко прошел над вершиной бугра и понесся к озеру. От утренних туч не осталось и следа. Небо сияло, наполненное солнечным светом, и тени сосен на снегу были удивительно отчетливы и сини.

Рассохин шел впереди. Слева от него – Ермаков, за ним, также слева, – Рябушкин. Костин был справа от Рассохина, а справа от Костина – Алексеев. Журавлиным клином вышли они на озеро, круто набирая высоту.

Ледовую трассу пересекли на высоте трех тысяч метров. Грузовики на трассе казались крохотными и почти неподвижными с такой высоты. Однако Рябушкин, давно не летавший, был поражен количеством грузовиков: дорога, кормившая город, работала напряженно и мощно.

Они пересекли трассу и двинулись дальше на юг, к широкой дуге лесистого южного берега, западный край которого был захвачен немцами.