— Клюквину? — переспросил Хасханов. — Прямо сейчас?

У Корсак поднялся уголок губ, и что самое удивительное, в нетерпении.

— Немедленно! — подтвердила девушка. — Конечно же, с вашего разрешения. Но я могу передать Сергею Михайловичу, что вы не отпустили, и тогда он придет сам.

— Нет, не стоит! — поспешно ответил мужчина и обернулся к аудитории. Посмотрел вдоль ряда парт, отыскивая взглядом побледневшую Эллу. — Думаю, Клюквина, — строго обратился к моей соседке, — вам, и правда, лучше подойти в деканат прямо сейчас, раз уж в этом возникла срочная необходимость!

Элла схватила сумку и тут же выбежала из помещения. Лишь на секунду замешкалась у выхода, протискиваясь между Корсак (и не подумавшей сдвинуться с места) и дверной коробкой. Пискнула преподавателю: «Извините», и исчезла.

И только тогда Агния отошла от порога и закрыла за Клюквиной дверь. Развернувшись, прошла, стуча каблуками, между рядами парт, и опустилась на стул рядом со мной — словно ей тут и было самое место, а не в своей группе. Вокруг тонко разлился аромат весеннего пиона. И, если бы это была другая девушка — аромат бы мне понравился, а так лишь заставил напрячься.

Парни ожидаемо заозирались, как случалось всегда при появлении Корсак, а вот Хасханов и слова не сказал, что было совершенно на него не похоже. Лишь проводил девушку взглядом.

— Вы не возражаете, Рустам Ильмирович, если я останусь? — скорее не спросила, а поставила в известность та. — До конца занятия еще полчаса, а я и так задержалась в деканате. Как жаль, что у моей группы так мало часов с вами. Мой парень в полном восторге от ваших лекций. Правда, Морозов?

Что?! Снова она за свое?

Вот хитрая чертовка! Если я скажу «Не правда», то Хасханов примет прямой ответ на свой счет, а вовсе не на счет того, что Агния не моя девушка.

Я сжал губы и ничего не ответил. Нахмурился, напоровшись на совершенно глупую улыбку Женьки Самарского, при появлении темноволосой красотки, похоже, забывшего, где он находится.

— Повезло тебе, Морозов! — завистливо протянул парень, обернувшись. — То одна девчонка добивается внимания, то другая. Агния! — шепнул девушке, — Клюква сама к нему подсела, я свидетель! На жалость давила, у нее это в правилах! Я из-за ее кислой мины контрольную запорол!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Да иди ты! — пришлось пихнуть Женьку в плечо, чтобы тот отвернулся. — Не лезь!

Но едва преподаватель вернулся к написанию формул, и сам не сдержался, повернулся к Корсак:

— Ты ведь это сама придумала — новость с деканатом? — спросил сердито. — И Клюквину к Крокотухе никто не вызывал?

Брюнетка не ответила, и я продолжил:

- Как будешь выкручиваться, когда Элла вернется? Не боишься с такими розыгрышами вылететь из универа?

Сказал, а сам засмотрелся на идеальный профиль — девушка рядом была напряжена и серьезна. Подбородок, скулы, даже мочки ушей — все состояло из совершенных линий и на секунду вдруг показалось, что Язва исчезла.

Жаль, что только показалось.

— Я ничего не боюсь, — ответила Корсак. — Твоя Клюква скорее в штаны напустит, чем пойдет к декану — так что здесь кишка тонка. А ты, Ромашка, лучше помолчи! Я сейчас не в том настроении, чтобы отчитываться. Я вас обоих предупреждала.

Корсак Клюквину терпеть не могла — это я успел заметить. На даже если и так, то все равно заявление прозвучало нелепо и глупо. Не верит же она и сама всерьез в то, о чем говорит?

Группа старательно записывала за преподавателем формулы, мы сидели на последней парте одни, и я возмутился:

— Предупреждала? — прошипел тихо, наклонившись к брюнетке и поправив очки. — Но мы тебе ничего не должны. И ты не моя девушка, прекрати это повторять! Долдонишь уже месяц, нашла дурака!

Корсак неожиданно усмехнулась, все еще не поворачивая головы.

— Вот про дурака, Морозко, это ты в точку сказал. Как есть твердолобый! Плевать мне на Клюкву, но с тобой уже надоело играть. Я не привыкла, что меня не замечают. И об этом я тебе тоже говорила.

— Тогда просто отстань. Или признайся уже, что это все спор! — настоял упрямо. — Думаешь, я не понимаю?

— Это все правда, Ромашка. Меня на спор не поймать, мог бы и догадаться.

— Я тебе не Ромашка! И мне нравится Элла, поняла?

Признание вырвалось неожиданно, и я застыл. В руке у Корсак хрустнул карандаш. Мой карандаш, между прочим, и когда только она успела его взять?

Девушка вдруг повернулась, и черные глаза блеснули холодным огнем. Потянулась ближе…

Я мог всего ожидать от нее — хлёстких слов в лицо или даже смех, но не того, что она вдруг меня поцелует. Не просто коснется губами, а сделает это с чувством. Женька ахнул, а я и понять ничего не успел. Только ощутил, как шелковая прядь волос скользнула по щеке, вслед за рукой, и услышал горячее у лица:

— Ты мой, Морозко! И лучше меня не зли!

После чего Корсак поднялась и ушла, заставив всех смотреть ей вслед. И снова Хасханов ничего не сказал.

Очнувшись, я с силой вытер рот кулаком. Прошептал очумело:

— Точно ненормальная. С ума сошла.

— Что, не понравилось? — с блаженным трепетом выдохнул Самарский. Глаза у парня были распахнуты.

— Нет, — отрезал сердито. — А что, должно? Эта Язва мне чуть очки не сломала…

Я думал, что Женька поймет. Ведь он сам все видел! Что он поддержит. Но тот лишь изумленно хмыкнул, глядя на меня, как на идиота.

— Очки? Чувак, да это ты сошел с ума! Без обид!

Не знаю, существовали ли границы у дурацкого розыгрыша, в который меня втянула Корсак, но я их не видел. И я точно не чувствовал себя сумасшедшим, иначе бы с первого дня стоял на задних лапах, позволяя негласной королеве университета забавляться мной, как своим щенком.

Хотя сомневаюсь, что она вообще любит собак. Такие только о себе и думают!

Нет, сейчас, когда шок прошел, я чувствовал злость, а еще твердую убежденность, что это глупое преследование необходимо прекратить. И если этого не хочет Корсак, то придется сделать самому — или мы оба окажемся в тупике абсурда, в котором схлестнёмся всерьез.