Леша смеряет меня долгим тяжелым взглядом, но… черт подери, я вижу, как в глубине потемневших глаз пляшут озорные искорки. Его губ касается легкая улыбка, а потом тут же пропадает. И я чувствую сожаление.

– Ты недалека от истины. Я тут подумал, а зачем мне отказываться от удовольствий? Да и раз уж ты вернулась, так будет проще держать тебя подальше от ребенка. Видишь ли, Лиза,  я совершенно искренне считаю, что мать-кукушка не заслуживает общения с ребенком, а еще я лишил тебя родительских прав, пока ты грела сиськи на карибах или где ты там оттачивала мастерство орального секса. И мне бы не хотелось усложнять ситуацию.

– Ты напрасно боишься. Я не подойду к Артему, я… знаю, что для него лучше, чтобы я держалась подальше.

– Прости, детка, в это слабо верится. Поэтому я предлагаю тебе два варианта. Первый: я делаю так, что ты уезжаешь. Квартиру твоей бабки не продать даже желающим нажиться на замене аварийного жилья, поэтому я могу надавить – и ты поедешь с одними трусами в кармане. Куда – понятия не имею, ровно как и на что тебе там жить. Ты девочка способная, наверняка многому у своего Мишани научилась.

Меня передергивает от знакомого имени.

– А второй вариант?

– А второй – ты работаешь у меня, как хорошая девочка не лезешь к моему сыну, всегда находишься под присмотром, трахаешься, как умеешь, а я тебе за это хорошо плачу. Через год ты накопишь на квартиру где-нибудь и свалишь. Мне кажется, это более выгодный вариант для тебя, чем  идти раздвигать ноги на трассе.

– Я не накоплю квартиру на зарплату уборщицы.

– Я хорошо умею считать, Лиза, и не собираюсь проводить через бухгалтерию бабло тебе на квартиру, иначе они уже завтра всем коллективом возьмут швабры.

Теперь улыбаюсь уже я, хотя улыбка выходит немного горькой.

– Так что? Я могу дать тебе время на размышления, но давай обозначу свою позицию сразу. Моя задача – не допустить тебя к Артему. Да-да, я слышал сказку о твоем благоразумии. Спасибо, наебывать меня не стоит. Мне без разницы, как именно я буду держать тебя подальше от сына, но во втором варианте есть некоторые… приятные аспекты. И для тебя и для меня.

Я облизываю пересохшие губы и нервно тереблю край рукава свитера.

– Сколько тебе нужно времени?

– Нисколько. Я выбираю первый вариант.

На лице Леши – искреннее удивление, от которого мне хочется рассмеяться в голос. О, да, я хорошо знаю эту его досаду. Когда думаешь, что победил, что у противника не осталось шансов, и тут вдруг все поворачивается на сто восемьдесят градусов.

Иногда, в счастливое время, мы играли в настолки, и сейчас у меня ощущение, будто передо мной одна из них. Только вместо красочных карточек две души, а вместо кубика – Лешкина ненависть. Которая все набирает обороты, над которой мы оба склонились в напряженном ожидании: сколько точек окажется на грани и станет ли очередной ход последним.

– Что ты сказала?

– Ты слышал, что я сказала. Я не буду с тобой играть, я не стану участвовать в этом спектакле. Хочешь меня уничтожить? Бей! Бей, если хочешь, не лги самому себе! Хочешь меня? Не прикрывайся заботой о сыне. Думаешь, я испугаюсь? Чего? Одиночества? Нищеты? Знаешь, Алексей, перед тем, как мне позвонили из твоей фирмы, я сидела в парке и не собиралась оттуда уходить. Было хорошо, тепло и спокойно, и если твое самое сокровенное желание – чтобы я все же осталась там навсегда, мне плевать. Выгони меня из города, оставь на улице. Думаешь, я пойду в проститутки? Или еще куда-нибудь? Думаешь, буду судорожно пытаться выжить вопреки твоим усилиям?

Я сжимаю кулаки от пугающего желания как следует двинуть ему в челюсть. Просто за то, что он существует, что все еще для меня – половина мира.

– Не лицемерь. Ты выбрал не ту морковку, чтобы заставить меня прыгать на задних лапах. Потерять жилье, средства к существованию и работу боится только тот, у кого есть хоть какой-то смысл… впрочем, плевать. Ты мне дал выбор, я его сделала. Пришли город, в который я должна отправиться, в смске. Пока, Леша.

Я поднимаюсь, полная решимости уйти гордо, неторопливо, сделав вид, словно мы всего лишь не договорились об условиях. Но выносить его взгляд, даже спиной, очень сложно, и под конец я все же срываюсь сначала на ускоренный шаг, а потом и на бег. Вслед мне летит громогласное «Лиза!», но я уже несусь к лифту и успеваю заскочить в закрывающиеся двери. Через тонкую щелку вижу Лешу, вылетающего из кабинета следом, но кабина уже несет меня вниз.

Шестнадцатый… тринадцатый… девятый… пятый. Первый – и я несусь уже через холл, под удивленными и настороженными взглядами охраны. Один из мужчин в черной форме делает шаг в мою сторону, но, увидев пропуск, который я бросаю в турникет, успокаивается. А я уже бегу дальше, с каждой секундой отрезая пути к отступлению. Эскалатор в цокольный этаж, переход в торговый, из торгового – в метро. Двери поезда закрываются за спиной, тяжело дыша, я сажусь на сидение и понимаю, что у меня нет зимней куртки, она, как и сумка, осталась в офисе. Только паспорт, телефон и немного денег лежат в задних карманах.

Я начинаю нервно смеяться, и немногочисленные пассажиры с опаской косятся в мою сторону. Приходится выйти максимально близко к дому и вызвать такси.

Взгляды, взгляды, взгляды… я собираю их, как спелые ранетки в конце лета. Всем интересно, что делает молодая девушка без верхней одежды в мороз на улице. А мне хочется то плакать, то смеяться. Я как будто играю в каком-то трагикомическом спектакле.

– С вами все в порядке? Может, заехать в аптеку? – спрашивает таксист. – Или в полицию?

– Нет. – Я вытираю глаза. – Не нужно.

Потом пересчитываю имеющиеся деньги.

– Хотя погодите. Можете заехать в какой-нибудь супермаркет?

Мне надо выпить. Я знаю, что это не самое хорошее и правильное желание, но если совсем скоро Леша устроит мне второй круг ада, то, как говорили в мультике: худшее, что можно делать во время апокалипсиса – это быть трезвым.

Алексей

– Лиза! Вернись, я сказал!

Двери лифта закрываются прямо у меня перед носом, и я с силой бью по ним ладонью. Хочется взяться за створки и силой заставить их снова разойтись, вернуть мне бывшую жену, но я знаю, что если сделаю это, то увижу только пустую шахту и удаляющуюся вниз кабину.

Твою мать! Сука!

Я этого не планировал! Это же было так просто, так, черт возьми, просто! Я даю ей выбор, который очевиден, получаю ее тело, утоляю странную не поддающуюся контролю одержимость. Держу подальше от сына, покупаю блядскую квартиру, селю ее как можно дальше и просто жду, когда наваждение пройдет, когда-то же закончится влечение к ней! Когда-то я перестану думать о том, чтобы ее трахнуть!

Только явно не сегодня.

Сучка. Как не вовремя в ней проснулась гордость. Что же она не помешала ей сбежать к любовнику? Или выкладывать с ним милые фоточки с пляжа, пока я подыхал в реанимации? Или игнорировать письма ребенка, которые я запрещал слать, но знал, что друзья, что приглядывали за Темычем, все равно отправляли. Где тогда была ее гордость?!