Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ясное дело — не человек, раз ты сидишь тут живой и здоровый да ещё так убедительно врёшь — мысленно съязвила я.
— Будьте любезны, — голос Лины стал напряжённым, — поясните ваши слова, если вас не затруднит.
— Охотно, только не пойму, зачем вам это?
— Мужчина на фотографиях — мой брат. Он пропал полгода назад…
— И Каролина Эдуардовна, — перебила я, — решила, что я имею отношение к его исчезновению.
— О, — неожиданно вдохновился Макс. Я поняла, что сейчас он примется воодушевленно врать, потому как ничего другого ему не оставалось. Но поверит ли Каролина его словам? Что-то подсказывало мне — поверит.
— Смею вас заверить, что вы глубоко заблуждаетесь насчёт Киры. Дело в том, что этот день, как и накануне, Кира провела со мной в компании моего друга. Мы встретились совершенно случайно. Так что в день, указанный на снимках, — он вернул фотографии обратно, — Кира находилась за тысячи миль от Австрии.
— А с чего вы решили, что на снимках запечатлена именно Австрия? — удивилась Каролина.
— Я очень хорошо знаю этот отель. Амадей. А он находится в Вене.
— Вы так легко можете определить название и местоположение отеля всего лишь по паре фотографий?
— Только, если отель принадлежит мне, — спокойно отвечал Макс. — И этот отель как раз такой.
Я нервно сглотнула. Ври-ври, Макс, да не завирайся, так и хотелось сказать. Ведь его слова проверить проще простого. Выяснит Каролина, что он соврал и что тогда? Снова будем бегать от органов правопорядка?
— Если хотите, вы можете это проверить. Друга зовут Глеб Нечаев. На данный момент он проживает в Шотландии. Я с удовольствием оставлю вам его координаты.
— Нечаев? — переспросила Лина. — Глеб?
— Друг детства, — кивнул Макс. — А что?
— Ничего, просто…
— У её брата друга тоже зовут Глеб Нечаев, — снова перебила я. — Но таких Глебов Нечаевых в этой стране только больше тысячи, я уверена.
— Да только мне слабо верится в подобные совпадения, — парировала Лина.
— И правильно, — согласился Макс, поднявшись. — В жизни совпадений вообще не бывает. Впрочем, если вы сомневаетесь, можете связаться со мной в любое удобное для вас время. Буду рад помочь.
— Я так и сделаю, мистер Йенсен. А теперь извините, мне пора. Дела… Кира, — обратилась она ко мне уже от самых дверей. — Позвони, как решишь мне помочь. Я буду ждать.
И она ушла, оставив меня наедине с Максом.
Он стоял напротив меня посреди кабинета.
— Ты вернулся… — прошептала я. — Я ждала тебя…
Он нежно коснулся моей щеки. Я вздрогнула, отступая на шаг.
— Ждала, но снова убегаешь… — тихий хрипловатый голос казался чужим.
Макс изменился до неузнаваемости и говорил странные вещи. Разве я уже убегала от него?
— Я не убегаю, а не понимаю…
— Чего?
— Почему ты так изменился? Что произошло? Где ты был?
— Где я был? — едва сдерживая смех, повторил он. — И это ты у меня спрашиваешь? Ты? Не ожидал, что ты опять будешь мне врать…
— О чём ты? — искренне удивилась я.
— Сколько можно играть со мной, Кира? — он не подходил, скрестив на груди исцарапанные руки. — Я живой человек, а ты раз за разом убиваешь меня. Подпускаешь к себе, а потом стираешь память. Зачем? Неужели я не заслуживаю воспоминаний? Я ведь просто хотел быть с тобой. Принимал тебя настоящей, без игры и масок. А ты сбежала. Сменила имя, жизнь… Что ты сделала со мной на этот раз?
— Я… я не знаю… — выдавила из себя.
Я ведь действительно не знала, почему он выжил и не сошел с ума. Не понимала, откуда взялась его уверенность, что я стерла его память, причем уже не в первый раз. Разве нас что-то связывало? Почему он называл меня Миррой? Как мог видеть мои шрамы, мое истинное лицо? Как он преодолел магический барьер? Никому не под силу подобное…
Кто он?
Я всмотрелась в его бледное лицо. Щеки запали, резко выделяя высокие скулы. Нос сломан. Левая щека рассечена длинным косым шрамом через почти белый глаз. Словно покрытые инеем белоснежные брови и ресницы. Больное уставшее лицо. Я стерла с него всю жизненную красоту. Ничего не осталось от прежнего Макса…
Дикий, нечеловеческий смех заставил меня вздрогнуть. Макс хохотал, словно одержимый, а потом вдруг резко схватил меня и прижал к себе. Мир словно перестал существовать. Осталось только гулкое биение собственного сердца и дурманящий низкий голос.
— Ты потрясающая актриса, — шептал он в самое ухо. — Не знал, что можно заставить себя забыть безудержную страсть к мужчине, с кем бок о бок проводишь дни и ночи. Ты убедила меня в обратном.
И он так же внезапно отпустил меня. Только тогда я смогла спокойно дышать.
— Я не играла, — с трудом произнесла я. — Никогда…
— Ты всегда играешь, Мирра. И когда-нибудь ты горько пожалеешь об этом, но будет поздно…
Почему я не помню ничего о том, что он говорил?
Я пыталась найти ответ в его глазах, но в них плясали странные огоньки то ли гнева, то ли…
Додумать я не успела — на столе запищал селектор. Я отвлеклась, а когда повернулась — Макса в кабинете уже не было…
* * *
Кира.
Весна полгода спустя.
Солнце в последний раз мелькнуло за крышами домов, исчезая за горизонтом.
Я стояла у окна, наблюдая за суетящимися людьми и проносящимися мимо машинами. Слёзы скатывались по щекам, а перед глазами стояло лицо Максима.
Выудив из новой пачки сигарету, забралась на подоконник и закурила. Машинально покрутив в пальцах бело-синюю пачку, швырнула её на стол. Та приземлилась на толстую кипу бумаг, не издав и звука. Я криво усмехнулась, отворачиваясь к окну. Звенящая пустота резала слух, закрадывалась в самое сердце, выжигая ту толику чувств, что ещё сохранилась. Слёзы высыхали, а новые больше не появлялись.
Он ушёл и теперь навсегда. Я знала, что погубила хорошего человека. И делала это не впервые, поэтому не разменивалась на глупые сожаления об очередной загубленной душе. Максим выжил; он справится. Плохо, что Каролина не узнала брата — для Максима это стало ударом ниже пояса. Хоть он и не подал виду, но я чувствовала, как ему больно. Я видела отчаяние в его глазах, когда он стоял на улице.
Я знала миллионы подобных взглядов, в которых не было надежды и жизненного блеска.
Только почему сейчас так гадко, что хочется разреветься? Неужели все ведьмы обречены на такое жалкое существование? Как вообще жить без чувств? И не только физических, когда не ощущаешь холод и тепло, боль от ран и ударов. Но и душевных, когда просто не можешь любить и жалеть, прощать и ненавидеть.