– По имени-отчеству можно, но вы наверняка не запомнили ни имени, ни отчества. Что вы хотели?

– Я могу поехать домой? Адрес и телефон мой у вас есть, свяжетесь, если что.

– Хорошо, езжайте.

Мира быстро сбегала за своей сумкой, втиснула ноги в туфли, до этого ходила в шлепках, и покинула здание центра.

Водителя Васю вызывать не стала. Его пришлось бы слишком долго ждать. Номеров такси она не знала, Интернет на телефоне не настроила, а ловить машину опасалась. Но решила рискнуть. Тормознуть желтую машину с шашечками. Но до этого снимет с себя все цацки и спрячет в сумку. Госпожа Салихова вынула из ушей серьги, стянула с пальцев кольца, расстегнула часы, все это спрятала во внутренний кармашек и двинулась в направлении проспекта с оживленным движением. Не успела пройти и двадцати метров, как услышала за спиной топот. Испугалась. Обернулась.

– Мира, я к вам за помощью, – выпалил Антон, подбегая к ней. – Это наглость с моей стороны, понимаю, но… Мне больше не к кому обратиться. Ни одной душе не доверяю, а к вам как-то сразу проникся…

– Чем смогу, помогу, – успокоила его Мира и, взяв под руку, повела за собой.

– Вы куда сейчас?

– Ловить такси, потом домой.

– Можно я с вами? – Госпожа Салихова кивнула. – Я наврал полиции. Назвал вымышленную фамилию. Потому что если моя мелькнет хоть в одном отчете, меня тут же отыщет супруга.

– Они что, документы не проверили?

– Сказал, что при себе нет.

– Их не насторожило?

– Сначала да. Но документов не только у меня не оказалось. Еще две девушки без паспортов. У вас же в центре на доверии все на первых порах.

– Некоторые убегают из дома, не успев не то что удостоверения личности взять или деньги, одежду свою. В ночных рубашках пару раз заваливались, босые.

– Одна из «сестер» из числа таких. В пижаме и тапках домашних в центр попала. Лора. Вот у нее как раз документов не было и еще у одной, Иры, что ли? Она из той комнаты, где убийство произошло… – Антон тараторил, хотел выговориться до того, как сядут в машину. – Я сбежать хотел еще до приезда полиции, едва понял, что случилось. Но моя спальня в отдалении, не слышал ничего. Когда проснулся и вышел, вы уже вызвали бригаду. Если б я тут же сорвался, это было бы очень подозрительно, и я остался. Да и не успел бы я далеко уйти. Нашли бы и повесили на меня убийство. Побег все равно что признание вины. Я дал показания, а когда опера переключили свое внимание на других, покинул здание.

– Не такую большую фору вы себе обеспечили. И, на мой взгляд, сделали даже хуже. Теперь полицейские знают вас в лицо.

– О, это не беда. Я с легкостью могу изменить внешность. И уже проделывал это.

– Но вас хватятся совсем скоро.

– Я оставил в центре рюкзак с барахлом, переложив все нужное вот в эту сумку, – он расстегнул куртку и продемонстрировал висящую на шее сумку, размером не больше книги, пусть и толстой. – И сказал девушкам, чтоб меня не теряли, я по разрешению полиции отправляюсь к другу, которого попрошу съездить ко мне домой за документами. Нас обязали их предъявить, как вы сами понимаете.

– Как к вам отнеслись полицейские?

– А вы как думаете? Вслух не ржали, но прыскали в кулачок. Как же, мужика баба загнобила…

– Я не об этом. Они рассматривали вас в качестве подозреваемого?

– Так же как и остальных, я думаю.

– Просто у нас все было спокойно до того, как появились вы.

– Не совсем. Уже имела место похожая смерть. Поэтому я не стал объектом самого пристального внимания. Больше они мурыжили Лидусю. Она ведь старожил. – Антон стянул бейсболку и вытер вспотевший лоб. Он едва поспевал за энергично шагающей Мирой. – Да и за что мне лишать жизни эту женщину? Я знать ее не знал. Если б я и был способен на убийство, я прикончил бы свою жену. Причем без особого сожаления.

Тем временем они вышли на проспект, и Мира стала высматривать такси.

– Какие у вас планы? – спросила она, подняв руку при виде желтой машины с шашечками.

– Если вы позволите, я некоторое время побуду у вас. Всего денек, максимум сутки. Потом уеду. Куда – решу. Мне нужно подумать в спокойной обстановке.

Машина промчалась мимо, то ли в ней уже сидел пассажир, скрытый за тонированным стеклом, то ли водитель решил на сегодня закончить работу.

– Мира, посмотрите на меня, пожалуйста, – услышала госпожа Салихова голос Антона. Обернулась. – Вы верите мне?

– Конечно, – пожала она плечами. – Иначе не стала бы помогать вам.

Показался еще один автомобиль нужного цвета, и этот притормозил возле Миры. Она забралась в салон. Антон следом. Госпожа Салихова назвала адрес.

* * *

Дом, в котором проживала Мира, был ее родным. То есть она выросла в этом доме. Более того, сюда, а если точнее, в трехкомнатную квартиру, находящуюся в сталинской девятиэтажке на Волоколамском шоссе, ее привезли из роддома. Тогда у Миры семья была большой. Ее родители, аспиранты, жили со своими родителями: а именно с мамой мамы и папой папы. И все носили фамилию Стоцкие. И это только на первый взгляд казалось странным. Просто дед Миры, овдовев, вновь женился. Взял женщину с ребенком. Дочкой. А у него самого имелся сын. Дети были примерно одного возраста, учились в старших классах. Молодые люди полюбили друг друга и вскоре тоже связали себя узами брака. Через восемь лет супружеской жизни, раньше никак не получалось, у них родилась Мира.

Больше всех Мира любила деда. Он хоть и являлся самым умным и титулованным в семье, имел невероятное количество званий и премий, включая Ленинскую, был земным человеком. Домовитый, рукастый, пробивной, он являлся не номинальным, а фактическим главой семьи. Решал все вопросы с соседями, слесарями, торгашами. Знал, как договориться, где что-то достать. Мог сам вбить гвоздь и заменить розетку. Тогда как остальные члены семьи были к жизни совершенно не приспособлены. Даже бабушка. Она не имела понятия, где платят за квартиру, как вызвать врача на дом, куда отнести сапоги, чтоб на них поставили новые набойки. Еще она не умела печь пироги и вязать. То есть была абсолютно бесполезным человеком (как-то Мира высказала свою мысль вслух, за что была отправлена в угол). И это при том, что она ушла на пенсию в положенный срок, давно сидела дома, а дед преподавал и ездил по региональным институтам с лекциями. И все равно он находил время для Миры. Он играл с внучкой в прятки, давал себя наряжать и красить.

Увы, дедушка заболел, когда Мира только пошла в школу. Он слег и не мог больше возиться с Мирой, как и обеспечивать своей семье комфорт проживания. И если Мира старалась скрасить жизнь старика Стоцкого, болтая с ним, читая книжки, таская рисунки и поделки с уроков труда, то остальные только омрачали ее. Дед всем мешал. За ним требовался постоянный уход, а никто не умел обращаться с инвалидами и не хотел этому учиться. Пытались нанимать сиделок, но те либо обдирали, либо что-то крали. Да еще квартира начала сыпаться. То кран потечет, то дверь с петель слетит, то мусоропровод забьется. А никто не знает, как с этим бороться. Да еще запах мочи постоянный, а окна не откроешь надолго – больного продует. И все недовольство – на старика. Каждый выговорит, пусть не в лицо, но академик не глухой, хоть и безмолвный…