Умер дедушка после двухгодичной болезни. Как думала Мира, ушел, чтоб семью от себя избавить.

Бабка вскоре последовала за ним. Но это так родители говорили, чтоб звучало красиво. На самом деле саму себя в могилу загнала. Получив от государства «смертные» деньги на мужа – приличные, поскольку светило науки скончался, она вздумала себе подтяжку сделать. Видимо, омолодившись, планировала еще раз выйти замуж. Врачи не рекомендовали в таком возрасте идти на операцию. Но бабка не послушалась. И подорвала свое и без того не богатырское здоровье…

Но в гробу красивая лежала. Никто ей не дал бы больше пятидесяти пяти.

Последующие годы стерлись из памяти Миры. В них не было ничего особенного. Родители работали, занимались наукой, иногда собирались на их огромной, нуждающейся в капитальном ремонте и ловушках для тараканов кухне с друзьями, чтобы послушать «Голос Америки» и поругать режим. Считали себя непризнанными, зажатыми в рамки. Мечтали уехать в США или хотя бы в Израиль, но не сделали для этого ни единой попытки. Мира, предоставленная сама себе, училась и больше, по сути, не занималась ничем. То есть осваивала школьную программу, и только, секций не посещала, большого количества друзей не имела. Как и хобби. Мечтала о большой любви. В грезах и проводила вечера. И до дыр зачитала «Джейн Эйр» и «Унесенных ветром».

Поступила Мира в институт культуры. Совсем не туда, куда хотели бы ее направить родители. Но так как в их семье после смерти деда все стали потихоньку отдаляться друг от друга, то никакого влияния мама с папой на семнадцатилетнюю дочь не имели. Мира выбрала факультет, где был самый низкий проходной балл, и подала документы. Профессия ее волновала мало. Она мечтала наконец встретить любовь. А так как девушка питала слабость к мужчинам творческим, то и выбрала «кулек».

Мира отучилась год, но в нее так никто и не влюбился. Более того, парни ее как будто не замечали. Да, она общалась со многими ребятами, но это были «ботаны»: музееведы да библиографы. Ей же хотелось привлечь внимание музыкантов и режиссеров. Но те тусовались с девочками со своих факультетов, делая исключение лишь для красоток. И тогда Мира решилась на кардинальную смену имиджа. Она остригла свою косу, выкрасила темно-русые волосы в блонд, начесала их, сменила гигиеничку на алую помаду, обрезала юбки и купила туфли на каблуках. Преобразившись, она глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Самой себе в новом образе Мира категорически не нравилась. Виделась безмозглой, вульгарной, легкодоступной. Хотя в те годы модные девушки выглядели именно так. И они казались Мире крутыми, но… Она не крутая. Не безмозглая. Не вульгарная. И уж точно не легкодоступная. Она девственница, которая всего с двумя парнями целовалась.

И все же она решилась заявиться в своем новом образе в институт. Придумала следующее: если засмеют, скажет, что снимается в кино. В эпизоде. Сокурсники знали, что ее тетка на «Мосфильме» костюмером работает. Она и помогла завершить образ: на пару дней одолжила куртку-варенку с рукавом летучая мышь и перчатки с обрезанными пальцами. Возможно, именно эти аксессуары, едва появившиеся на дочках больших шишек, и привлекли к ней внимание одного из самых популярных парней вуза. Он приехал в Москву из какой-то глухой провинции. Чуть ли не из тайги. Кличка у парня была Ломоносов. Ходил в одних и тех же штанах и свитере круглый год, в холода накидывая сверху фуфайку. Показывал всем своим видом пренебрежение к барахлу и прочим материальным ценностям. Но что ему оставалось, коль жить приходилось на грошовую стипендию? Однако парень был красив, остроумен и невероятно силен физически. Двухметровый сибиряк, который мог гнуть подковы голыми руками, стал любимцем рафинированных столичных девочек. А он был неравнодушен к ним. В общем, эти двое должны были познакомиться. Так и случилось.

Ломоносов стал первой любовью Миры. И первым же мужчиной. Причем с ней никто не церемонился. Не было роз и свечей, как ей хотелось. Упоительных ласк и шепота на ухо. Ломоносов просто сграбастал ее, когда они вышли на балкон покурить, обцеловал шею, затем поднял Миру на руки и, расстегнув ширинку на видавших виды штанах, насадил ее на свой член. Какие там прелюдии? Спасибо хоть трусы не порвал, просто в сторону сдвинул.

Мире первые мгновения было больно и стыдно – дала себя трахнуть на балконе посреди вечеринки, – но ей понравилось. Оргазма она не испытала, однако не сомневалась, что сможет в скором времени получить удовольствие. Главное, чтоб Ломоносов ее не бросил.

И он оправдал ее надежды: раскрыл в Мире женщину. Но теперь, имея за плечами огромный опыт сексуальных отношений, она понимала, что ее первый мужчина был послан ей свыше не только как подарок, но и как проклятие. Мира узнала с ним, что такое неземное удовольствие, но все последующие мужчины сравнивались с ним… и все проигрывали. Кто-то шел на девяносто девять очков, если брать стобалльную шкалу, но от силы пару раз. И до Ломоносова не дотянул ни один. Мире хотелось надеяться, что пока…

Салихов был полным нулем. Она никогда не вышла бы за него, если бы не обстоятельства. Работы родители Миры лишились, когда их институт закрыли. Новую найти не могли, потому в прежней-то жизни не особо уверенно себя чувствовали, а уж в новой… Совсем потерялись. Но на кухне, которой полностью завладели тараканы, с друзьями по-прежнему собирались и теперь ругали дерьмократов и сетовали на то, что в США уехать не на что. А были бы средства, только бы их и видели…

Когда в доме ни гроша не осталось, продали дедову дачу. Прекрасную, в хорошем месте. Да нарвались на мошенников. Заплатили копейки. Все средства родители вложили в МММ. Жили какое-то время на дивиденды. Потом, когда пирамида рухнула, начали из дома более-менее ценные вещи выносить. Мира, чем могла, помогала. Но где студентке найти хороший приработок? Не в эскорт-услуги же идти? Был бы мужик надежный рядом, другое дело. Но Ломоносов все еще донашивал свои штаны и фуфайку и мечтал о мировой режиссерской славе. Даже сексом уже занимался без огонька. Ему тоже нужно было выживать. И он пытался пристроиться. В итоге нашел какую-то взрослую женщину, переехал к ней. Но толку из него не вышло – спился Ломоносов.

Салихова Мира встретила на Красной площади. Пришла навестить родителей, которые там в числе еще пары сотен недовольных ситуацией в стране устроили сидячую забастовку. Разбили лагерь и грозились заморить себя голодом, если их требования не выполнят. Мира была уверена, что это игра. Родители, оставшись не у дел, не знают, чем себя занять. Она и думать не думала, что они заиграются и умрут-таки.

Мира шла по Красной площади, свежая и красивая, с раскрасневшимися на раннем морозце щеками, в стеганой куртке, мини-юбке и высоких сапожках из кожзаменителя. Навстречу ей шагал дядя с цепью золотой, толщиной с канат, в спортивных штанах с тремя лампасами, малиновом пиджаке и шубе бобровой до полу. С ним свита: качки с пушками, гармонисты, карлик с огромным мешком с эмблемой доллара и оператор с камерой. Качки грозно на всех поглядывали, разгоняли толпу при надобности, гармонисты наяривали, карлик из мешка доставал американские деньги и раздавал прохожим, а оператор все это снимал. Мира тогда не знала, кого встретила. Не думала, что одного из первых российских миллионеров. Думала, шута горохового. Шоумена. Посмеялась про себя над ним да дальше пошла. Но Салихову девушка понравилась, и он процессию развернул. Подкатил к барышне, позвал ее на обед в шикарный ресторан. И Мира согласилась пойти с ним. Смешной дядька был ей как персонаж интересен. Да и в объектив камеры известного телеканала попасть хотелось. Как мужчину не рассматривала: стар (за сорок), низкоросл, лицом слишком прост, да еще во рту коронки золотые.