Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чё делать-то, батяня?
Отец взял ослоп и сел рядом со Станилом.
— Ты должон добраться до Гедимина.
— Самого?! — почти воскликнул сын.
— Ты кто?.. Купец! Вот и предложь ему что-то особливое. Сходи к золотникам. У них быват... чудо из чудес. Понял?
Сын кивает головой.
— После такого подарка, — отец продолжил, — он тя начнёт расспрашивать. А ты как бы невзначай и скажи, мол так и так, Осипка послал свой люд на Печору. Добра привезут... Вертаться будут, когда... — тута ты прервись. Понял?
— Ён же спросить.
— А ты... вертись, чтоб ён догадался и деньгу те дал. Понял?
Сын с улыбкой кивает. А потом спросил:
— А если Гедимина не будить?
— Аты ж... к немцем поедешь?
Сын в подтверждение кивнул.
— Ну... те тожить пачки на ето дело. Понял, дубина? — отец шутливо толкнул сына. — Ступай, готовь обоз!
Уже взявшись за дверную ручку, сын оглянулся:
— К осени, в окурат, поспею.
К Гедимину, как Станил звал Великого литовского и русского князя, он не попал. Хотя подарок для него приготовил отменный. Новгородские мастера постарались. С таким — хоть к самому римскому императору не стыдно идти. Правда, золотники цену заломили. Но купчина прежде всего должен уметь прикидывать: выгодно аль нет. Таким соображением Павша наградил его не хило. Станил быстро прикинул и, крякнув, высыпал деньгу на стол. Дома он долго любовался вещицей. Она изображала битву грифона с чудовищем. В глазах сверкали изумруды, кровь горела прожилками рубина. Глядишь на это творение и не наглядишься. Руки так и чесались положить вещицу в поставец, да холодный разум приказал другое. «Всё оправдается!» — успокаивал он себя.
А не попал Станил к Великому литовскому князю потому, что Гедимин сдержал слово, данное Дивону, и павшему на пепелище Пунэ смертью героя князю Маргеру и посетил того, кто протянул руку помощи литовскому князю.
Князь и его сыновья горели огромным желанием отомстить тевтонцам. Гедимин с войском старался подобраться к врагу скрытно. Отличный полководец, князь понимал, что внезапность — это уже половина победы! Каково же было его удивление, когда он вдруг увидел перед собой готовое к бою тевтонское воинство.
— Душепродавцы! — слетело с его губ.
Он понял, что кто-то выдал его тайну. Но князь не струсил и не бросился назад. Быстро оценив обстановку, он подозвал к себе одного из самых даровитых сыновей.
— Олгерд, — сказал он ему, — скрытно зайдёшь с тылу.
Сын, поглядев на тевтонцев, понял задумку отца, кивнул головой и поскакал к своим воинам. Студас и Драйнас при виде тевтонцев переглянулись взглядами, ибо это было дело их рук. Они торжествовали: теперь-то великий князь наконец-то получит по заслугам и будет зализывать свои раны, а Литва никогда не станет православной!
Гедимин решил атаковать врага, выставив по флангам Любарта и Кейстута. Сыновья великого князя так и рвались в бой. Но чего-то выжидал их отец. Его удлинённое лицо спокойно. Он только изредка поправлял длинные, заходящие за скулы, усы. Твёрдый взгляд говорил, что в его груди бьётся по-прежнему боевое сердце. Видя широко расправленные плечи великого князя, Студас и Драйнас перестали улыбаться. В них всё больше и больше прошло желание рубануть сзади своего тайного врага. Но страх сковывал их желание. Рука князя разила насмерть.
А великий князь выжидал, когда Олгерд зайдёт в тыл врагу. По его прикидке, сын должен был вот-вот появиться за спиной врага. Привстав в стременах, он поднял меч. Громом пронёсся его голос:
— За павших! — и толкнул коня вперёд.
Тевтонцы рубились отчаянно. Но литовцы не уступали, а даже превосходили врага, глядя на князя. А тут ещё подоспел и Олгерд. Тевтонцам, тем, кто остался жив, пришлось спасаться бегством до своего замка.
Гедимин решил с утра начать штурм, дав ночь на роздых. Поздно вечером, обходя становище, Гедимин нечаянно наткнулся на Студаса. Тот, кланяясь чуть ли не до земли, сладким голоском поздравил князя с победой.
— До победы ещё далеко, — ответил Гедимин и хотел уже продолжить путь.
Но Студас предложил ему заглянуть в их шатёр. К его словам присоединился и выглянувший оттуда Драйнас. Открыв полог, он сказал:
— Великий князь, отведай с нами чем бог послал, — и сделал жест рукой.
Какое-то предчувствие подсказывало князю не делать этого. Но... умоляющие глаза и покорность в их фигурах смутили князя.
— Эх! — махнул он рукой, шагнув к шатру. Остановившись у входа, произнёс: — только на одно мгновение.
— Да, да! — враз воскликнули они.
Отведав куриную ножку и залив её русской брагой, князь поднялся. Обтерев ладонью усы, сказал:
— И вы ложитесь. Завтра — штурм! — дав этим понять, что больше задерживаться он не может.
Наутро, проснувшись, великий князь почувствовал какое-то недомогание в теле. Пересилив себя и решив, что в бою разомнётся и всё пройдёт, повёл людей на штурм.
И вот он бьётся на крепостной стене. Ещё один натиск — и враг будет повержен. Но что это с князем? Его меч вдруг с трудом стал рассекать воздух. А с его губ вторично сорвалось:
— Душепродавцы!
Да кто это услышит! Кругом крики, стоны, ругань да звон клинков. Какой-то тевтонец, легко отбив его выпад, успел рубануть великого князя. Он пошатнулся. Меч выпал из его рук. Князь упал на колени, а потом рухнул на стену. Литовцы еле отбили у воспламенившихся тевтонцев тело своего князя. Печальная весть покатилась по Литовской земле и докатилась до границ русских княжеств.
Станил узнал об этом, когда объявился с товаром в Вильно. Торговля шла плохо, и он тайно заспешил в немецкие земли. Тевтонский магистр с распростёртыми объятиями принял русского купчину. Ещё бы! После такой победы даже у желчных людей появляется настроение. С благодарностью приняв подарок, магистр долго его рассматривал и в какой раз переспрашивал:
— Где же его сделали? В Константинополе, Риме, в Венеции?
И в какой раз купчина смиренно отвечает:
— В Новгороде, мой господин.
Тот смотрит, качает головой и говорит:
— Однако!
Магистр не хочет оставаться в долгу и после долгих раздумий дарит ему перстень с изумрудом. Купец отмечает про себя: «Часть затрат я уже вернул!» и начинает разговор вначале о плохой торговле в Литве после победы тевтонцев над ними, чем порадовал магистра. Незаметно перешёл и к русским делам, аккуратно перейдя к тому, что уже и бояре стали рваться к купеческому делу. А для этого не чураются и разбоем. Так, один боярин послал ватагу лихих людишек в далёкую Печору. Магистр был не дурак. Сразу оценил слова купца. Но вида не подал. Купец же был неплохим учеником. Дойдя до самого интересного места, вдруг заговорил о том, что он, дескать, мало привёз к ним зерна. Его разобрали вмиг. В сле... Но магистр перебил купчину. На его тонких губах заиграла улыбка: