Профессора и доктор Энрикес удалились. Осталась лишь пожилая сестра, Марсела и охранники.

— Мне бы поесть, — скромно попросил я.

— Профессор Кеведо сказал, что тебя нельзя было кормить тем, чем вчера, — дипломатично произнесла Марсела. — Я так напугалась! У тебя то сердцебиения начинались, то вообще…

— Что вообще?

— Ну, почти останавливалось… Медики говорят, что это следствие перегрузки пищеварительного тракта.

— Они меня действительно ничем не кололи?

— Нет, они сами не знали, что делать. Только приготовят один шприц, а у тебя уже все поменялось. Стояли и таращили глаза. А этот самый Мендоса с усами утверждал, что все дело в мозгу. Даже предлагал, по-моему, сделать какую-то операцию.

— Что-о? На мозге? — Тут я перепугался по-настоящему. Конечно, сразу вспомнилось, что чертовы лекари сделали томограмму и увидели некое «новообразование». То есть мою любимую микросхему, от которой я никакого вреда не испытывал, а вот пользы приобрел немало. Я представил, как усатый детина начнет распиливать мне черепушку и полезет в мозги с каким-нибудь «струментом» выковыривать то, что принял за опухоль. На фиг, на фиг!

— Ты, помнится, меня забрать отсюда хотела? — сурово спросил я.

— Хотела, — промямлила Марсела, — но теперь боюсь…

— Забирай! — прошипел я, косясь на сестру, подозрительно навострившую уши. — Забирай, пока они меня не угробили! Нечего им у меня в мозгах копаться! Прямо сейчас забирай!

— Страшно, — произнесла эта дура, — я боюсь, что ты…

— Здесь я помру в два раза быстрее! Или меня полным идиотом сделают.

— Но ведь еще вопрос с консулом не урегулирован. — Законопослушная американская гражданка меня явно выводила из себя. — Нас могут арестовать за нарушение здешних въездных правил. У тебя ведь нет ни паспорта, ни визы. Если бы был хотя бы американский паспорт, то все было бы в порядке. Тут существует правило, что американцы могут въезжать на остров без виз на срок до трех месяцев…

— А в консульство ты обращалась?

— Я же сказала: этим занимается Ховельянос. Он был у консула, но там какие-то осложнения. Пока ты являешься больным и признан нетранспортабельным, гран-кальмарская полиция не может выдворить тебя с острова. Ты попал сюда при форс-мажорных обстоятельствах и пользуешься защитой закона как недееспособное лицо. Сразу после того, как ты будешь признан здоровым, тебе надо будет подтвердить свое гражданство. Иначе тебя вышлют, но при этом сначала посадят и будут выяснять, какое государство готово тебя принять.

— Ну и порядочки! — проворчал я.

— А ты что хотел? В Америку и так понаехало всякой дряни, — Креолочка явно считала себя коренной жительницей континента. — Одних арабов чуть ли не миллион. Вон Абу Рустем уже остров купил, завгра еще какой-нибудь шейх припрется… В конце концов, порядок есть порядок. Неужели ты думаешь, что твое гражданство не будет подтверждено?

Вот как раз в этом я очень сомневался. Если у господ из госдепартамента где-то лежали документы мистера Брауна, то достаточно было сравнить его фотографию с моей мордой, чтобы отказать мне в подтверждении гражданства.

Очень кстати в дверь постучали, и появился собственной персоной сеньор Харамильо Ховельянос. В кремовом костюмчике, дымчатых очках с позолоченной оправой и атташе-кейсом из натурального крокодила. Может быть, это был уже не тот кейс, который я два года назад видел в Горном шале, когда он служил у Эухении Дорадо, но бляха-монограмма на нем была все того же фасона: «Jaramillo Jovellanos, advocate». Надо сказать, что, войдя в палату и поприветствовав кивками почтительно пропустивших его охранников, он был не на шутку удивлен тем, что увидел на больничной койке не совсем того человека, которого предполагал увидеть.

— Миссис Браун, — произнес он с должным тактом, — мне бы хотелось переговорить с вами о делах, которые не требуют широкой огласки. Может быть, нам стоит найти более удобное помещение?

— Зачем же, — возразила Марсела, — надеюсь, сестра Тина не будет в претензии, если мы ее попросим выйти?

— Тина? — переспросил я, глянув на пожилую медсестру, и вспомнил, что уже слышал, как ее зовут. Но теперь, когда мне стало хорошо видно ее лицо, черты его показались мне более чем знакомыми. И не потому, что однажды я ее мельком видел. А потому, что уже четыре раза, засыпая, оказывался в ее обществе. Там, в Пещере Сатаны, где переживал все события, давным-давно пережитые уже несуществующим Майком Атвудом. Конечно, очкастая и длинная, но совсем юная (с моей нынешней точки зрения), белобрысая и упрямая учительница физики, благодаря которой Майк испытал массу неприятностей — одно купание в подземной речке чего стоило! — имела весьма отдаленное сходство с сухопарой медсестрой, явно перевалившей за полтинник. Но все-таки это сходство было, и я успел его разглядеть, прежде чем сестра удалилась, сказав на прощание строгую фразу по-английски:

— Я надеюсь, что мое отсутствие не скажется неблагоприятно на состоянии больного. Позовите меня, если будет необходимо.

Харамильо, когда настаивал на конфиденциальности беседы, явно имел в виду не сестру. Он посмотрел на меня, давая понять Марселе, что есть еще один лишний товарищ.

— Познакомьтесь, сеньор Ховельянос, это мой муж, Ричард Браун. — Марсела перешла на родной язык.

— Странно… — несколько удивившись, пробормотал Харамильо. — Неужели? Я представлял себе его несколько иначе.

— У вас есть какие-то сомнения? — насупилась Марсела.

— Видите ли, я имел честь встречаться с вашим супругом на бывшей асиенде «Лопес-23» и боюсь, что сейчас вижу совсем другого человека. Правда, я его тоже видел в позапрошлом году у нас на Хайди. Но внешне они совсем не похожи…

— Какая ерунда, сеньор Ховельянос. Неужели вы, видевший моего мужа один-два раза, лучше запомнили его, нежели я, прожившая с ним тринадцать лет?

— Конечно, конечно, — с батрацкой покорностью произнес адвокат, — но боюсь все-таки, что госдепартамент США вряд ли идентифицирует личность этого человека с мистером Ричардом Брауном. Пока окончательного, официального ответа из консульства я не получил, но боюсь, что мы просто обратились не по адресу. Вам следовало обратиться за подтверждением в консульства Колумбии или России.

— Колумбии? России? — Марселочка выпучила глазки. — При чем здесь эти бандитские страны?

— Я бы не давал таких резких оценок, — поморщился Харамильо, — но у меня есть достаточно точные сведения, что сеньор, которого вы признаете своим супругом, на самом деле является либо гражданином Колумбии Анхелем Родригесом, либо, что еще более вероятно, гражданином России Дмитрием Бариновым. В августе 1994 года он въехал на Хайди по российскому паспорту, но впоследствии у него обнаружилось еще и колумбийское гражданство. Президент Соррилья, который до сих пор находится под следствием по обвинению в коррупции и злоупотреблении властью, насколько мне известно, оформил для сеньора Родригеса и хайдийское гражданство. Не знаю, хотя это не поздно уточнить, аннулировал ли МИД Хайди паспорт, выданный в 1994 году, но то, что в прокуратуре республики лежит дело о нарушении правил воздушного движения, возбужденное против владельца личного самолета «Гольфстрим» хайдийского гражданина Анхеля Родригеса, это точно.