Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аслан показал точки контакта, рассказал, где можно будет встретиться, не привлекая внимания.
— И еще, — сказал он, когда они уже ехали в Вюнсдорф, — жены генерала опасайся. Это я тебе так. Дружеский совет.
— Это почему?
— Увидишь…
…
Игорь Львович Басин — фамилия у него, конечно, была другая, это был оперативный псевдоним — спустился в метро, помотался по пересадкам. У местной подземки кое-где ходили совсем еще старые вагоны — в них двери открывались руками. Очень удобно, когда в последний момент нужно выскочить на платформу.
На одной из конечных станций — он пересел на С-бан — городскую электричку. В последний раз проверился — вроде никого.
Хотя пока он не особо активничал, чтобы блох набраться[20].
На следующей станции, — а электричка шла в центр, — в вагон сел пожилой мужик, про которого никто и в жизни не подумал бы, что он советский.
Басин выждал, потом пересел ближе.
— Ну, что? — спросил мужик.
— Работаем — ответил Басин.
— Как он тебе?
— Сопляк.
Мужик хмыкнул:
— Этот сопляк Афган прошел, и черт знает, что еще. В его деле пробелы — больше года.
— В нашем деле он сопляк.
— А только такой сопляк и пройдет.
Теперь скептически хмыкнул Басин:
— Зря ухмыляешься. Он уже третий. Напомнить, что стало с предыдущими двумя?
— Не напоминай.
— Вот-вот. А он — достаточно салага, чтобы обратить внимание на то, мимо чего пройдем мы. И достаточно опытен чтобы отбиться, когда его начнут убивать.
— Коля был КМС по самбо. Помогло?
— Не смеши. Хоть КМС, хоть МС — он убивать не умел. А этот умеет. Потому — может быть — выживет…
Терпение, значит выносить невыносимое
Иногда тебе кажется, что все настолько плохо, что хуже уже не будет. Когда ты висишь над пропастью на одной руке, когда у тебя остался последний рожок для автомата, а гортанный говор духов слышен совсем рядом. Но потом оказывается, что бывает намного хуже. Намного…
— Николай!
В Японии, в одном поселке недалеко от столицы жил старый мудрый самурай. Однажды, когда он вел занятия со своими учениками, к нему подошел молодой боец, известный своей грубостью и жестокостью. Его любимым приемом была провокация: он выводил противника из себя и, ослепленный яростью, тот принимал его вызов, совершал ошибку за ошибкой и в результате проигрывал бой.
Молодой боец начал оскорблять старика: он бросал в него камни, плевался и ругался последними словами. Но старик оставался невозмутимым и продолжал занятия. В конце дня раздраженный и уставший молодой боец убрался восвояси. Ученики, удивленные тем, что старик вынес столько оскорблений, спросили его:
— Почему вы не вызвали его на бой? Неужели испугались поражения?
Старый самурай ответил:
— Если кто-то подойдет к вам с подарком и вы не примете его, кому будет принадлежать подарок?
— Своему прежнему хозяину, — ответил один из учеников.
— Тоже самое касается зависти, ненависти и ругательств. До тех пор, пока ты не примешь их, они принадлежат тому, кто их принес.
— Николай!
Досчитав до семи и выдохнув, Николай вышел из машины. Пошел на зов.
— Ты что, заснул? Вот эти три коробки мы забираем.
— В багажник не войдут, — нейтральным тоном сказал он.
— Две назад поставим. Третью… господи, третью придется в багажник… не влезет…
Генерал — это не самая большая проблема. Проблема — это жена генерала. Дети генерала. Родители генерала. Родители жены генерала. И так далее.
Какие оперативные подходы ЦРУ? ОБХСС бы сюда.
Злата Иосифовна, молодящаяся торговая дама, лет шестидесяти с чем-то, а может и семидесяти с чем-то — завертелась как уж, прикидывая, как все-таки довезти добычу до военного городка. Потом они погрузят это в поезд, и поезд пойдет в Москву.
Кажется, приемники Грюндиг. В Москве — ходовой товар.
— Придется коробку пороть… господи…
Немец, учившийся у нас, и понимавший по-русски, понял проблемы покупательницы.
— Можем упаковать в две небольшие коробки, фрау.
— Правда? Вот хорошо-то… Николай, ты что стоишь? Тащи эти две в машину, давай, давай. Не стой столбом!
Николай взял коробку. Немец подмигнул ему… в ГДР такими делами занимались лишь те, кто получал на это неофициальное разрешение от партийных органов или Штази, секретной полиции. Несмотря на официально декларируемую дружбу, Штази следила за советскими военными и этот тип вечером наверняка напишет рапорт, как теща советского генерала занимается мешочничеством.
Все просто. Сюда — то, что здесь пользуется спросом: духи Дзинтарс, какие-то лекарства, какие у нас копейки стоят. Золото в украшениях. Обратно — Грюндиги. Навар… ну, наверное, раз пять, если не больше… В служебной квартире — барахло прямо ящиками стоит; наверное, придется до станции на грузовике везти.
Супруга генерала Половцева, Ирина Альбертовна — тоже, кажется, этим занималась, но без особой охоты. Скорее для матери, чем для себя. В Дрездене — он возил ее не раз — они бывали в картинной галерее, в опере. Покупала она в основном одежду — в ГДР была очень хорошая одежда и обувь. Делала она это с какой-то усмешкой… роза, выросшая на жирном перегное советской торговли…
Николай погрузил первую коробку, пошел назад. Злата Иосифовна и Маркус — так звали немца — разгружали коробку, перекладывая содержимое в две маленьких. Как только Николай вошел, Злата Иосифовна еще в дверях бросила на него взгляд — быстрый, хищный. Привычный.
Интересно, сколько же она так натаскала? Наверное, миллион есть — не меньше. Неужели не хватит?
Нет… таким — никогда не хватает. Никогда!
Честной она никогда не будет. Стыдить ее — что против ветра мочиться. Уговаривать не тащить — это все равно, что уговаривать ветер не дуть, а дождик не лить.
Ну, вот и что с такой делать?
— Иди, неси вторую. Мы тут… сейчас.
Торговаться будет…
Как без этого…
…
Еще через час — заехали в продуктовый — культурная программа тещи генерала в Дрездене была исчерпана. Проехав окрестностями, они выехали на трассу, ведущую в Вюнсдорф. Машин здесь было немного, но дороги почему-то лучше — и Николай довел стрелку спидометра до сотни. Волга — летела по старому, еще времен Рейха автобану, как по стеклу.