class="p1">Тогда я спустился на вторую палубу, чтобы поискать ее среди играющих или танцующих, но и там меня постигла неудача. Я некоторое время погонял полосатые шары на одном из столов, явно не пользующихся популярностью у аристократов (получилось, кстати, на удивление неплохо, особенно, когда я понял, что главное в этой игре — геометрия). В перерывах между ударами сделал вид, что обдумываю следующий, но на самом деле — высматривал Ванессу, но здесь ее не было тоже.

Я снова спустился на палубу с едой и сделал себе еще один бутерброд, осматривая скучковавшихся абитуриентов второй раз.

За то время, что я гулял между другими палубами, они перемешались между собой, поэтому пришлось «знакомиться» с ними заново. Тем не менее, по второму кругу осмотрев всех, я пришел к выводу, что Ванессы нет и здесь.

Получается, что либо она находится где-то не там, где все остальные, либо ее просто нет на корабле.

Такое возможно? Конечно, возможно.

Но маловероятно.

Намного вероятнее, что она и не думала присоединяться к общему веселью и сейчас находится одна где-то в другом месте. И если это так, то для меня это чуть ли не самый лучший вариант. Осталось только найти это «где-то».

Так как основная часть развлечений для аристократических детишек располагалась в центральной части корабля, оставляя свободными носовую и кормовую, искать баронессу имело смысл именно там. Поэтому, взяв еще стакан сока, чтобы выглядеть праздно шатающимся гулякой, а не вынюхивающим всякие секреты шпионом, я направился на нос корабля.

Прямо на нос я пройти, конечно, не смог — там все было перегорожено даже не цепями, как на кораблях в моем мире, а настоящими стенами с кодовыми замками. Это был недвусмысленный намек, что подвыпившим детишкам нечего делать в таких опасных местах.

Что ж, если туда не могу проникнуть я, то Ванесса тоже вряд ли окажется там. Да и зачем ей? Я бы скорее ожидал увидеть её тусящей среди своей аристократической братии, нежели забившейся в самый дальний и самый тихий уголок и испуганно глядящей оттуда на всякого, кто попытается вытащить оттуда.

Сделав логичные выводы, я развернулся и пошел в кормовую часть корабля.

Там никаких ограничений на свободу перемещения наложено не было — ни дверей, ни даже цепей, только разве что натертый до блеска медный колокол — рында, — но он не тянул на способ ограничения. Так что можно было свободно гулять по дугообразной корме, а, нагулявшись, подняться по двум лестницам на вторую и третью палубу. Или спуститься с них, если вдруг захотелось подышать свежим воздухом.

Единственным живым существом на корме бы белобрысый паренёк с зачесанными назад, буквально зализанными, волосами.

Вот ему явно хотелось подышать. Прямо очень.

Но даже с этим у него имелись проблемы.

Парень был настолько пьян, что едва стоял на ногах. Положив локти на перила, а голову — на сложенные ладони, он почти висел на фальшборте, практически не упираясь в палубу ногами. Висел, и, кажется, что-то бормотал вполголоса.

Как он умудрился так напороться?

На столе, конечно, был алкоголь — я нюхал, — но там стояли совсем не крепкие напитки вроде пунша или глинтвейна для тех, кто замерз.

Впрочем, пустая фляжка довольно красноречиво поясняла, как именно он умудрился напороться — с собой принес. Непонятно только зачем, ну да это не мое дело.

Каждый проводит время так, как хочет, хотя странно, конечно, что он умудрился так налакаться с маленькой фляжки, граммов на двести, не больше. Молодой вроде организм, должен как-то справляться с подобными невзгодами, а тут…

В любом случае, баронессы не было и здесь тоже. Здесь вообще никого не было, кроме этого пьянчуги, а значит и мне тут делать нечего. Пусть приходит в себя, не буду ему мешать.

Но только я собрался развернуться, как паренек икнул, дернулся, зацепил ногой фляжку, отчего та загремела по палубе, и это его словно разбудило. Приподняв с рук прилизанную башку, парень обвел окружение мутным взглядом и зацепился за, наверное, единственное, что изменилось тут с того момента, как он открыл флягу — за меня.

— О! П-привет! — снова икнул он. — Как… сам⁈

— Пить меньше надо, — вздохнул я. — А лучше вообще не пить.

— С-согласен… — с трудом выговорил паренек. — Больше… никогда…

— И меньше тоже, — усмехнулся я. — Да? Как всегда?

— Всегда… — Паренек неловко развернулся, опираясь на фальшборт разъезжающимися локтями за спиной. — Никогда… Я ник… огда раньше…

— Не пил? — удивился я.

— Аха! — радостно улыбнулся паренек. — Не пил…

Он снова икнул и погрузился в свои внутренние размышления.

Я покачал головой и решил все же оставить бедолагу в покое. Если он действительно никогда раньше не пил, то понятно, отчего его так развезло, но все еще непонятно, зачем он решил начать пить. Обычно люди так делают, когда у них что-то случается, и я — последний в мире, кто полезет в чужую душу в такой ситуации.

Только я собрался развернуться во второй раз, как паренек, заметив мое движение, снова собрал глаза в кучу, сфокусировав взгляд на мне:

— С… стой!

Он неловко дернулся ко мне, будто собирался схватить за плечо через пять метров пустого пространства, и нечаянно задел ногой флягу, которая, радостно прогремев по палубе, выпрыгнула за борт.

— Стой! — снова повторил паренек, но уже фляге: — С… стой!

Прямо на моих глазах он снова развернулся, неожиданно ловко перекинул ногу через фальшборт и… прыгнул вперед — прямо за борт!

Нож в моей руке сгустился раньше, чем я успел о нем подумать. Сгустился — и взрезал пространство, впуская меня в изнанку и замораживая время вокруг.

Я подбежал к корме и выглянул за борт. Паренек уже находился слишком далеко, и у меня не было никакой возможно дотянуться до него, по крайней мере, без того, чтобы упасть самому.

А там, внизу, ведь не только фляга, уже коснувшаяся воды — там еще и корабельные винты! Которые затянут под себя все, и, если не перемелют в кашу, то как минимум — не дадут выплыть, постоянно заталкивая все глубже и глубже под воду!

Я бросил взгляд влево-вправо, пытаясь понять, как же помочь недалекому алкоголику, и в голове молниеносно созрел план действий.

Сначала я вскрыл изнанку, но не прямо перед собой, а чуть сбоку, чтобы разрыв оказался между мной и медной рындой, которая, казалось, сияла даже в этом лишенном ярких красок мире, и швырнул нож в колокол, одновременно выпрыгивая из разрыва тоже!

Только вот я прыгал в другом направлении — в направлении зависшего в полутора метрах от фальшборта парня, изо всех сил толкнувшись ногами от фальшборта, чтобы придать себе как можно больше горизонтальной скорости. Сбил его в падении, обхватил, передавая часть инерции и ему тоже, вынося его и себя как можно дальше от винтов, как можно дальше от коварной кильватерной струи…

Я даже успел услышать, как кинжал ударился в колокол, вызывая густой важный «бом-м-м», извещающий всех, кто услышит, о том, что происходит что-то важное.

А потом мы с белобрысым упали в воду…

* * *

Холодные соленые волны захлестнули нас с головой.

Перехлесты кильватерной струи схватили меня за ноги, потянули вниз. Я предварительно набрал воздуха в грудь и не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно — надо просто переждать, когда корабль отойдет подальше и вода станет поспокойнее…

Я — но не пьянчуга.

Упав в воду, тот начал дергаться и вырываться — наверное, ему с пьяных глаз показалось, что его Кракен схватил. Он дрыгался отчаянно, как муха в лапках паука, раскрывал рот, пытаясь что-то орать, но от того лишь теряя драгоценные запасы воздуха.

Так и хотелось закричать ему «Береги воздух, идиот!», но, если бы я это сделал, идиотом был бы только я сам.

К счастью, вода успокоилась раньше, чем тело белобрысого обмякло и перестало дёргаться. У меня к тому моменту уже начинало жечь в груди, поэтому я выгреб на поверхность, и, подняв голову над водой, выдохнул и снова жадно вдохнул.

Вынырнувший рядом белобрысый — тоже. Его глаза были ошалевшими, как у мыши, которая, проснувшись, обнаружила у себя в норке кошачью семью. Зато, по крайней мере, они больше не были осоловело-пьяными.

— Мать твою! — неожиданно пронзительно заорал он. — Мать твою!.. Мать! Мать!.. Холодно! Почему так холодно⁈

— Потому что алкоголь расширяет кровеносные сосуды, повышая температуру тела, — спокойно ответил я. — Поэтому предметы, которых ты касаешься, кажутся