В один из московских монастырей поступил иеромонахом вдовый, престарелый священник из полковых. По прошествии некоторого времени предался он известной и довольно распространенной слабости человеческой — неумеренному пристрастию к спиртным напиткам. На увещаниях архимандрита он слезно каялся и зарекался от своей слабости, однако неоднократно нарушал свой зарок. Архимандрит вынужден был войти к митрополиту Филарету с донесением об этом и с предложением запретить слабому иеромонаху священнослужение хотя бы временно. Доводы архимандрита были, вероятно, довольно основательны, почему владыка в числе других дел тут же решил и это — запретить виновному иеромонаху священнослужение. Резолюция, однако, не была еще написана, и вот, после дел и обеда, митрополит Филарет лег на диван для кратковременного отдыха. И лишь только смежил он глаза в легком сне, как видит своего бывшего владыку, приснопамятного митрополита Платона. Является он к нему, как бы в прежнее время, в своем любимом Вифанском саду, одетый в легкую ряску, с бархатной куфейкой на голове, и, просительно глядя на Филарета, говорит ему: «Василий Михайлович! (Митрополит Платон знавал Филарета еще под мирским его именем.) Прости ты прегрешившего отца Ивана!..» И едва хотел Василий Дроздов, как бывало, повернуться к стопам любимого святителя, как видение исчезло, и сам митрополит Филарет пробудился от сна и открыл глаза, будучи еще объят живостью всей обстановки посетившего его видения.

«Какой такой прегрешивший отец Иван? — подумал владыка. — Много у меня отцов Иванов!..» За разными делами митрополит Филарет в тот вечер забыл об этом видении — и так лег спать.

В ту же ночь видит владыка второй необыкновенный сон. Является к нему император Александр I в походном генеральском сюртуке и треугольной шляпе с перьями в том виде, как был он в великом походе против французского императора Наполеона I, и тоже просил Филарета: «Не клади гнева, владыка, на моего храброго отца Иоанна!»

«Сердцеведче Господи! — думал проснувшийся от сна владыка. — Кто таков этот отец Иоанн, что вот уже в другой раз души усопших из горних селений приходят просить меня о нем?» И на имевшейся около его постели аспидной доске он записал, как имел обыкновение ловить мимолетные мысли, несколько слов на память. После этого Филарет снова заснул, и спустя малое время из сонной, подобной смерти тьмы сознания проявился пред ним третий величайший образ — образ фельдмаршала Кутузова. Славный победитель Наполеона предстал пред владыкою старым и изнеможденным краткой, но смертельной болезнью своей, поразившей его во время погони за отступившим великим полководцем, и тоже обратил к Филарету просительные слова: «Не входи, владыка, в суд, снизойди к слабости духовника моего Ивана!» И только было хотел митрополит воздеть руку для благословения болящего старца, образ его как бы растаял во мгле, и Филарет снова пробудился…

Уже забрезжил свет утра; пора было вставать. Сильно взволнованный такими необычными снами владыка встал перед образами и в усердной молитве просил у Бога вразумления.

Когда через некоторое время владыка сел за дела, то первое, что он увидел, было дело о неисправном иеромонахе Иоанне, присужденном к запрещению служения. Филарета сразу осенило:

— Вот он! Это и есть иерей Иоанн, чья судьба потревожила душу великих людей в их вечном упокоении и заставила их явиться ко мне, недостойному, с просьбами… Он из полковых и мог быть знаем этими персонами, но что значит столь разнообразное их появление? Почто взволновали душу мою столь дорогие образы?..

Никому не сообщая о своих тайных думах, владыка послал в монастырь за неисправным иеромонахом, чтобы он в тот же день явился лично к митрополиту в определенный час.

Со строгим взором и нахмуренным челом ждал владыка появления приехавшего к нему виноватого иеромонаха.

Отворив двери покоя, где находился митрополит, келейник пропустил мимо себя высокого старца с большой бородой, седина которого не могла совсем побороть черного цвета молодости, и он пробивался прядями сквозь нее. Помолившись и облобызав руку владыке, иеромонах упал ему в ноги и со слезами стал просить.

— Веем, владыко, почто звал еси мя! Не помяни греха моего! Грех мой предо мною есть выну!.. Не лишай, владыко, благодати благословения десницу, благословлявшую царя на битву!..

Эти слезы и слова старца взволновали митрополита, и он, сдерживая волнение, сказал ему:

— Встань… слабый… и скажи мне, как протекала жизнь твоя и откуда ты произошел?

— Из причетнических детей, владыко, а обучался в Московской духовной академии.

— Значит, ты должен помнить владыку Платона?

— Помнить, владыко! — воскликнул иеромонах, всплеснув руками, причем обильные слезы снова полились из его глаз. — Владыку Платона помнить!.. Пусть прилипнет язык к гортани моей, когда я забуду славить владыку Платона! Забудь меня Господь Бог, когда я хотя раз, отходя ко сну, забуду вознести мою молитву о владыке Платоне!.. Он питал ко мне отчую любовь; я был у него лучшим учеником. Владыка пророчил мне высокую участь, но, волею Создателя, я пошел в белое духовенство, а у владыки Платона явился другой, достойнейший преемник, Василий Михайлович Дроздов, звезда коего воссияла и на ком до сих пор почиет благословение владыки Платона!..

Иеромонах, говоря это, плакал; по лицу митрополита Филарета текли невольные слезы при воспоминании о Платоне, нарекшем его своим духовным преемником в деле проповеди слова Божия.

— Дальше, дальше, — говорил Филарет.

— Дальше?.. Женился, и суета мирская объяла меня… Что должно было расцвести и принести плод еще в состоянии почки, было побито хладом мятежной жизни. При полках протекло мое служение, и с ними я отправился в великий поход против предводителя галлов…

— Так, так… ну и здесь ты имел случай видеться с покойным императором Александром Благословенным?

— Неоднократно служивал я на походе благодарственные молебны о дарованных нашему оружию победах. Хотя меча в руки не брал, но силою креста Господня трижды прогонял супостатов и, вознося его перед строем дрогнувших воинов, вливал новую бодрость и отвагу и вел на вражеские окопы… Был любим я и простыми воинами, военачальниками, и сам монарх лобызал однажды меня в уста, и слезы блестели в его добрых глазах…

«Так вот ты каков! — подумал про себя Филарет, оглядывая крупную и сильную фигуру иеромонаха. — Действительно, в воинском стане таковому священнику настоящее место…»

— Ты говорил вот, военачальники тебя любили… Ты при Кутузове под Смоленском состоял?

— Не состоял при нем, но был любим маститым князем. Когда в немецкой земле, в городе Бунцлаве, сего предводителя постиг внезапный и тяжелый недуг, я, недостойный, принял от него предсмертную исповедь и напутствовал его в жизнь вечную.

«Так вот он каков — храбрый отец Иван! — думал владыка, созерцая мощную