— Пожалуй, так подойдет, — сказала она.

Нед протянул руку, чтобы взять исчерканный карандашом листок, но Эмма покачала головой:

— Ты ничего там не разберешь. Все это надо переписать. В этом доме есть приличная бумага и чернила?

Нед пожал плечами.

— Не видел, хотя, не скрою, мне как-то и в голову не приходило обращать внимание на нечто подобное.

— Если я перепишу письмо чернилами, оно будет выглядеть солиднее. Джон всегда пишет деловые письма чернилами. — Эмма взяла еще один лист серой бумаги и аккуратно переписала письмо карандашом. Потом она подошла к плите, отодвинула кочергой заслонку очага и бросила первоначальный вариант в огонь.

— Не стоит оставлять черновик на столе, где девушки Эдди могут его найти, — объяснила Эмма. Она пошевелила кочергой угли, чтобы убедиться, что пламя полностью охватило бумагу и от нее остался один только пепел. Потом она вернулась к столу, где Нед с интересом изучал составленное ею послание. Когда он читал, то не водил пальцем по строчкам, как это делала Эдди.

Прочитав письмо, Нед положил его на стол и некоторое время смотрел на него, в то время как Эмма внимательно наблюдала за ним, пытаясь определить его реакцию.

— Ты — мужчина. Твое мнение для меня особенно важно, — пробормотала она, словно оправдываясь.

Нед перевел взгляд на свои руки, обнаружил у себя на манжете какое-то пятно, сделал попытку соскоблить его ногтем, но, поскольку у него ничего не получилось, закатал рукав, так что пятно исчезло из виду.

— Тогда начнем сначала. Прежде всего, если бы я был твоим братом, который, по твоим словам, терпеть тебя не может, мне было бы наплевать, что там думает о тебе твой муж. Меня интересовал бы только один вопрос: какие деньги я могу заработать с твоей помощью. Поэтому эту фразу я бы убрал.

Эмма взяла карандаш и вычеркнула соответствующую строчку.

— Есть еще кое-что, — сказал Нед, тыча в бумагу пальцем. — Ты не написала, почему владелец ранчо согласился продать тебе земельный участок за полцены. Я бы сразу заподозрил, что здесь что-то нечисто, если бы мне предложили приобрести участок ценой в двадцать тысяч долларов за одиннадцать тысяч пятьсот.

Эмма обдумала его слова.

— Полагаю, ты прав. — Она немного подумала и что-то вписала между строк.

Нед взял письмо и, снова пробежав его глазами, посмотрел на Эмму и ухмыльнулся:

— Вот теперь все более-менее правильно.

При этих словах Эмма улыбнулась с выражением облегчения, и морщинки у нее на лбу разгладились. Заново переписав письмо, она щелчком переправила листок на ту сторону стола, где сидел Нед. Перечитав, так сказать, послание исправленное и дополненное, Нед хитро улыбнулся и сказал:

— Ты сделала ошибку. В слове «написаное» два «н», а не одно.

Сначала Эмма удивилась, а потом ее щеки залила краска смущения. Взяв письмо, она вставила недостающее «н».

— Где это ты так навострился грамотно писать?

— Прежде чем сбежать из дома, я, между прочим, учился в школе. Не такой уж я тупой и необразованный, как некоторые здесь думают.

— Теперь я и сама в этом убедилась, — сказала Эмма.

Эмма стала складывать письмо так, чтобы осталось место, где написать адрес, но Нед накрыл ее ладошку рукой.

— Давай подождем Эдди. Она тоже хотела его прочитать. А лучше всего поступать так, как того требует Эдди.

Эмма напряглась.

— Я думаю, мне лучше знать, что и как писать своему брату.

— Я уже сказал: пусть его прочтет Эдди, — с нажимом повторил Нед.

Эмма, чуть поколебавшись, кивнула:

— Ну что ж, ладно, пусть прочтет.

Нед качнулся на своем стуле, отодвигаясь от стола и балансируя на задних ножках, крикнул в сторону задней двери:

— Эй, Уэлкам, где ты там? Заходи! — И почти в тот же миг дверь распахнулась, и негритянка вошла на кухню. — Пойди разыщи мисс Эдди и скажи, что срочно требуется ее присутствие.

Уэлкам подняла на него недовольный взгляд.

— Что за спешка? Что тут у вас такого важного, что она должна все бросить и бежать к вам?

— Скажи что хочешь. Даже правду можешь сказать, ты же подслушивала под дверью, верно?

Эмма повернула голову так, чтобы видеть Уэлкам, которая, встретившись с ее взглядом, сразу же отвела глаза и вышла из кухни в коридор. Через минуту на кухне появилась Эдди; поскольку ее оторвали от дел, выражение у нее на лице было недовольное. Эмма протянула ей письмо, которое Эдди прочитала стоя.

— Интересно, почему ты не написала, что муж от тебя в восторге? — спросила она. — Я бы обязательно это отметила.

— Она права, — сказал Нед, стараясь не смотреть на Эмму.

Эмма ничего не сказала. Она молча забрала письмо у Эдди и вписала недостающую строчку, потом она взяла еще один лист из пачки и стала переписывать письмо набело. Нед посмотрел на Эдди поверх головы Эммы и подмигнул ей. Эдди перевела взгляд на вернувшуюся на кухню негритянку, грозно блеснула глазами и, положив руки на поясницу, сказала:

— Ступай во двор и займись каким-нибудь полезным трудом. Я плачу тебе за работу, а не за то, что ты стоишь у задней двери и подслушиваешь.

— Это дело — такое же мое, как и ваше, — возразила ей Уэлкам. — Моя доля составляет в нем двести пятьдесят долларов. — Негритянка вышла через заднюю дверь, и ее густой, утробный смех еще долго доносился со двора.

Наблюдая за тем, как Уэлкам выходит из кухни, Эдди от нетерпения щелкнула зубами. У ее матери имелась точно такая же привычка, и Эдди попыталась вспомнить, когда она впервые взяла ее на вооружение. Выяснилось, что довольно давно. В такие минуты ей приходило в голову, что она стареет, а возраст в ее бизнесе самый страшный враг — даже для «мадам». Хорошо еще, подумала Эдди, что у нее нет седины, особенно такой, какую нельзя закрасить краской «под красное дерево». Она выпрямилась, подтянула живот и, выгнув бровь, призывно глянула на Неда. Но тот не отрываясь смотрел на Эмму, которая в этот момент еще раз проверяла текст письма.

Эдди продолжала смотреть на Неда до тех пор, пока он не поднял на нее глаза и не залился вдруг румянцем, как если бы его застали за каким-нибудь недостойным занятием. Эдди тут же захотелось узнать, о чем он в эту минуту думал.

— Читай, послушаем, что получилось, — сказала Эдди.

Эмма откашлялась.

— «Брат Джон», — начала она, потом опустила письмо и, обращаясь к Эдди, объяснила: — Он точно так же экономно расходует слова, как и свои деньги. Что-нибудь цветистое ему бы не понравилось.

Эдди согласно кивнула.

Эмма поднесла письмо так близко к глазам, что Эмма подумала, уж не близорука ли эта женщина. Возможно, она слишком тщеславна, чтобы носить очки; с другой стороны, такой простофиле, как Эмма, вряд ли могло быть свойственно тщеславие. У Эдди зрение было отличное, и она могла разглядеть на расстоянии пятидесяти футов даже дырку от сучка в двери сарая, чем немало гордилась.