– Понятия не имею, – проворчал Арсений в ответ.

– Знаете, я полистал материалы дела. Ну, пока всколзь, не заостряя детали. Думаю, да и, впрочем, не сомневаюсь – утром вас полностью освободят. Под нолик и под горшок. Профшутка, не обращайте. Кстати, проследите, чтобы вернули все личные вещи. Не люблю милицейского хамства. Взять просто человека, случайно отставшего от родной электрички, от своего багажа жизни, просто любителя на этом свете, не профессионала даже, и привинтить к общему маховику. Который долбит и перемалывает тысячи. Ну не глупость, не дешевая профанация правоотправления? Ведь как не крутите, – и адвока повертел пухлыми ладошками, – гражданская свобода – это одна из многих случайностей, еще оставшихся в распоряжении, владении и почти собственности рядового лица. Нелепица! Денег, простите за сравнение – котик нарыдал, ведь Вы не богач, верно? – и географ охотно кивнул в ответ. – Возможностей повлиять на властные среды? Локально развернутые выборы, перманентная круговерть муниципальных чинуш, бешеный рост коммунальных расходов, газетная глухая гласность – что это? Не лакировка ли шершавых, занозистых будней? Поэтому вытянуть Вас из этого топкого омута круговой бестолковости – мой непременный долг, душевный, личный перед собой, в конце концов. Давайте мне сейчас только одно – повод.

– Повод чего? – не понял Арсений.

– К преступлению, – мягко подчеркнул адвокат.

– К какому преступлению? – посерел лицом ответчик.

– Которого вы не совершали, – разъяснил адвокат. – Мы никому не должны доказывать, что мы не жертвенные животные, бараны. Не сайгаки и не лани. Я уж, точно. Но нужно запутать следствие в такой тупик, чтобы они счастливы были от Вас избавиться.

– Как это избавиться? – воскликнул Арсений.

– Фигурально. Спихнуть дело в мусор, снять с номера, порвать признательные показания и сжечь улики. У Вас есть про запас какие-нибудь улики? Давайте, тут же сожгу. Ну я так и думал про умного человека. Наш козырь – отсутствие козырей. Зачем нам с Вами хороший прикуп, если мы невиновны, то есть мы – вне игры. Ведь верно?

– Не только вне, но и никогда не играю в игра без правил, на незнакомых площадках и с чуждыми игроками, – всполошился вполне правдиво географ.

– Вот! Поэтому главное – предельная откровенность с защитой, у которой, у самой, рыльце, может, болит. Оттого скажите мне, не таясь – для чего, с какими посторонними намерениями Вы посетили недавно в больнице пожилую, этот божий цветок, а потом и прибежище дней ее печальных. В чем Ваш глубинный, если хотите, шкурный в высоком душевном смысле интерес? Не подлые же деньги, в самом деле. Не поверю. Что Вам от цветка было нужно?

– Знаете, я уже сообщил и лейтенанту, и майору, что случайная встреча с какой-то медсестрой привела меня ночью подежурить возле пожилой женщины. Потом безмолвная фактически ее просьба о старой одежке, этот чемоданчик. Вот и все. А майор на УАЗике тут как тут. Все.

– Все? Ах как красиво, – сморщился адвокат. – Человек без глаза ночует в палате с пожилой женщиной и обреченно бредет ночью в неблагополучный район по ее просьбе. Любой безмозглый опер найдет над чем задуматься. А старушка-то что, жива, Арсений Фомич, или как?

– Да я же…

– Ладно. Хорошо. Минуту.

Адвокат судорожно похлопал себя по карманам, вытащил сотовый, пощелкал кнопками и с легким стоном: " ох как нехорошо, ночь…" прижал ухо. Через минуту кто-то на другом конце откликнулся.

– Ало, извини-прости. Павлов…Да. За городом, дома празднуем. В узком. Если буду людей звать – ты первый…Слушай, тут чепуха. Старушка у тебя в больнице лежала…А? Двоепольская…Аркадия…Точно, Самсоновна. Лежит? Как миленькая…Превосходно…Да, чепуха. Пламенный супруге. Надеюсь – она рядом? Ах ты шалун… – масляно засмеялся Теодор Федорович и щелкнул трубкой.

– Да уж, – вздохнул адвокат. – Трудное дело, неподъемное, непролазное, чреватое коликами печени. Глухое какое-то. Не нравится мне это.

– А с ней что-нибудь стряслось? – тихо спросил Арсений.

– С кем?

– С бабушкой. С …Аркадией…Самсоновной?

– Кто такая?

– Ну, старушка. Кандидат в умершие. И еще Феня, квартирный страж, совсем пожилая.

– А почему должно стрястись? В сводках ничего нет. Думаю, милый друг географ, к утру все благополучно разрешится. Я сейчас напишу толковое отношение, а Вы идите-ка, правда, досыпайте в опочивальню, на вас ни лица, ни физиономии нет. Давайте-ка только вот что, – и толстяк, кряхтя, опять сунулся за дверь. – Сержант, – зыкнул он, – неси улику клиента. Долг есть долг, – умиленно распахнул он руки.

Когда фибровый чемоданчик лег на стол, и толстяк решительно взялся за замочки, Арсений предупреждающе возразил:

– Там, возможно, бомба.

– Обычная, с часовым взводом или на вскрытие? – ухмыльнулся адвокат.

– Свидетели показывают.

– Эти свидетели из-за перманентного пьяного отравления сивухой путь к своему дому через раз знают. Их самих надо из клетки показывать. А мы сейчас с вами откроем, – и адвокат щелкнул замочком и открыл чемодан. – И посмотрим, главное, вот что. Все ли имущество клиента цело? Чтобы до каждой ниточки, до подгузничка. Прекратим это милицейское мародерство. Все на месте? – спросил еще раз Теодор Федорович.

– Да, видите ли… – промямлил Арсений.

– Верю. Все на месте. Какие-то панталоны, гребешок, – и адвокат хотел защелкнуть хранилище. – А это? – показал он, выудив из угла серый маленький пакетик. – Это тут лишнее. Опять самодеятельность. Эй, майор! – крикнул адвокат, не слезая, в дверь.

– Это что? – предъявил он пакетик Чумачемко. – Опять под себя гадите.

– Хочем, как лучше, – подмялся майор, ухватывая пакетик. – Чтоб по полной программе освидетельствовать. Ему ведь еще жить да жить…А нам до пенсии с гулькин… Кто пенсию пошире платит, тот пенсионера и танцует. Вот и стараемся. Подследственный преступник, он, ведь, гусь, упрется, не сдвинешь. А тут железный лом, головой не согнешь. Против лома кураж солома. Мы свое дело знаем…

– Иди, – коротко предложил Павлов, и специалист исчез.

– Вам, наверное, такое внове, Арсений Фомич. А я повидал и поглубже подвал. С такими ушки торчком держи, иначе оторвут. Сторожевые…Вы припомните мне последнее – по дороге от стойбища этой пожилой дамы-старушки имущество нигде не теряли, не дарили, не завещали, не разбрасывали случайно вещдоки? Может, выпало что в ажитации. Ведь если старушка имущества хватится…вчинит иск, понимаете?

– Меня за трудового работника принимали, я, ведь, слесарем пробирался по темноте. Как будто инструмент и ножовка в чемодане, ну, разводной, гаечный…

– Забавно, – широко рассмеялся адвокат. – Кстати, о превращениях. Хочу знать ваше мнение. Вот поглядите на меня – полная чаша. И богат, и успешен, и быт и отдых под завязку. Все при мне. А на самом деле, – и адвокат, нагнувшись, страстно зашептал, – все одна видимость. Мираж. Кукла, наряженная в ложные одежки. Копилка пустоты, кладесь шулерских фокусов. Семья – труха, сам почти от себя в бегах, дочка – отродье волчицы, пьяница и безмозглая загуляка. Друзья готовы растописть на сало, дай только жару. Вот вам и обложка гламурного журнала. А ведь был я умница, правда. Но что же, один что-ли я такой? А Вы? Не кукла? С ниточками, идущими… – и адвокат дернул глазами вверх.