Он не жалел о своем решении. Конечно, Сильвии придется нелегко, но все-таки она не совсем одна, а с ребенком. Томас поднакопит впечатлений и напишет им через пару дней. Или даже раньше…

Томас проснулся от шорохов и шума воды в ванной и недовольно заворочался в кровати.

— Простите, приятель. Я, кажется, прервал ваш шоколадный сон.

Томас открыл глаза. За окном уже темнело. Он приподнялся на локте и всмотрелся в незнакомца. Тот стоял в дверях ванной и улыбался — мужчина с волнистыми светлыми волосами и в классическом джемпере с острым вырезом. Похоже, они с Томасом были ровесники. Незнакомец уже успел засунуть в рот курительную трубку, но еще не разжег ее.

— Устали с дороги? — поинтересовался незнакомец.

Томас сел, спустив ноги с кровати:

— Ох, простите. Прилег на минутку, и вот нате…

— Я — Баттресс, ваш сосед, — сказал незнакомец, протягивая руку.

— Фолей.

Они обменялись рукопожатием.

— Но можете звать меня просто Тони, — прибавил сосед. — Нам тут обитать вдвоем.

— Разумеется. А я — Томас.

— Отлично. Не возражаете, если я закурю?

— Конечно-конечно. У меня и самого уже рука тянется к сигарете.

— Вот и отлично. Значит, поймем друг друга.

Тони разжег свою трубку, а Томас закурил сигарету. Через минуту табачный дым начал обживать новое пристанище.

— Ну-с, — задумчиво затянувшись, произнес Томас, — как вам сие местечко? Даже близко не шале от Фреда Понтина, да?[18]

— И не говорите. Скорее уж — замок Колдиц.[19]

— Именно так я и подумал, когда мы заходили на посадку. Созерцал всю эту красоту из самолета.

— Нормально долетели?

— Вполне. А вы?

— Могло быть и хуже.

Тони открыл чемодан и начал выкладывать вещи на кровать.

— Ну, и чем вы будете заниматься на этой распрекрасной выставке? Если, конечно, не секрет.

— В Лондоне я числюсь в Центральном управлении информации. Меня послали, чтобы приглядывать за работой паба. То есть за «Британией».

— Ха! Целых полгода пиво будет литься у вас рекой. Отлично устроились!

— Пожалуй. А вы?

— Боюсь, у меня не такое тепленькое местечко. — Тони взял часть вещей и перешел к гардеробу. — Послушайте, дружище, вы не будете возражать, если мои полки будут слева, а ваши — справа? Мне так привычнее. Иначе я могу ненароком схватить ваши носки.

— Как вам будет угодно.

— А рубашки повесим на одну штангу, тем более, что она и так одна. Мир, дружба, так сказать.

— Отлично.

— Я рад. Уверен, мы с вами поладим.

Не прерывая беседы, Тони начал раскладывать по полкам свои пожитки: носки, нижнее белье, галстуки, запонки и прочее и прочее. Поскольку он проделывал все это, засунув голову в шкаф, голос его звучал немного приглушенно. Как из шкафа.

— Что до меня, — продолжил Тони, — я откомандирован сюда Королевской ассоциацией. Звучит по-королевски, это да, но я всего лишь научный консультант нашего павильона. Можете себе такое вообразить?

— Почему бы и нет? Просто я не очень в этом разбираюсь.

Тони высунулся из гардероба, прикидывая, что еще можно туда положить.

— Павильон напичкан огромным количествам самого современного оборудования. Но главный брильянт в короне, так сказать, это аппарат ZETA.

Томас навострил уши. Он прекрасно помнил ту интригу и напряженную паузу на комитетском заседании, когда сэр Джон случайно упомянул проект ZETA, но его заткнули. И сейчас, когда эта аббревиатура снова всплыла в разговоре, Томас решил действовать аккуратно:

— Ну, да. Я что-то читал об этом в газетах несколько месяцев назад…

— Все началось в январе. Это была настоящая бомба.

— И для чего же нужен этот аппарат?

— Для чего он нужен, спрашиваете? Ну, говоря обыденным языком, это такая офигенно мощная печь. Ее хотят разогнать до ста миллионов градусов по Цельсию.

Томас присвистнул:

— Настоящее пекло.

— Да. Правда, пока ее предел — три миллиона градусов.

— Ого. Вполне достаточно, чтобы, решив испечь пастуший пирог, достать оттуда горстку пепла.

— Точно. Хотя предназначение печи — вовсе не шуточное. Видите ли, при таких температурах нейтрон лопается как мыльный пузырь. И происходит ядерный синтез. Такое открытие для ученых — это как обретение чаши Грааля. Ведь тогда все вопросы энергетики будут решаться на раз.

— Неужели такое возможно? И у них получится?

— Кое-кто говорит, что уже получилось. Досточтимый сэр Джон Кокрофт, возглавляющий этот проект, уже объявил прессе, что девяносто процентов пути в этом направлении пройдено. Отсюда вся эта январская шумиха в прессе. Не сомневаюсь, что и янки, и русские тоже бьются над этим, но, похоже, сильно отстают. Механизм работы этой штуковины хранится в строгой тайне. И в павильоне будет демонстрироваться всего лишь его реконструкция, а не оригинал. Но все индикаторы должны мигать и отключаться как положено и в нужный момент, чтобы публика была довольна. Забавное совпадение, скажу я вам: у вас — свой муляж, у меня — свой. Слушайте, да мы с вами оба фокусники, а?

Тони тихо рассмеялся, а потом стал шарить по карманам, вытащив, наконец, небольшой и слегка помятый белый конвертик.

— Вот, кстати, едва не забыл. Джозеф Сталин — ну, тот, что сидит на проходной, — просил передать это вам. Думаю, это какое-то приглашение.

Приглашение было отпечатано на гербовой бумаге Британского посольства в Брюсселе:

Уважаемый мистер Фолли,

Специальный Уполномоченный Комиссар имеет удовольствие пригласить вас на скромный прием, который состоится в ресторане Атомиума вечером 15 апреля, в честь грядущего открытия Британского павильона. Напитки — 18.45, ужин — 19.30, дресс-код — пиджачная пара.

Просим письменно уведомить нас, если вы не сможете прийти.

С уважением, м-р С. Хебблетвейт, руководитель аппарата сэра Джона Болфора.

И хотя фамилия была переврана (ибо мистер Фолли переводится как мистер Глупость), Томас даже не заметил этого, и еще много лет вспоминал об этом приглашении как об одном из главных событий своей жизни.