Все изменилось, как только до меня дошло, что единственнаяпроблема — понять, что доставляет удовольствие мне, и свободно двигаться в этомнаправлении, тем более что в этой стране мне никто не помешает. Тогда все вдругстало… приятным. От меня требовалось лишь каждый день задавать себе вопрос:«Лиз, чем бы ты хотела заняться сегодня? Что может порадовать тебя прямо сейчас?»Никогда прежде я не спрашивала себя об этом. Но теперь, когда не нужно было нипод кого подстраиваться, когда у меня не было никаких обязательств, я наконецсмогла дать совершенно ясный и честный ответ на этот вопрос.

Осознав свое полное право наслаждаться жизнью, я с интересомузнала, что есть то, чего мне делать совсем не хочется. В Италии так многовсего приятного, что мне просто не хватило бы времени попробовать все. Тутнужно определиться, какое именно удовольствие самое-самое приятное, — иначеможно сойти с ума. Задумавшись об этом, я решила, что вполне обойдусь безбутиков, оперы, кино, шикарных авто и альпийских горнолыжных курортов. Менятакже не слишком интересовало искусство. Немного стыдно признаваться, но зачетыре месяца в Италии я не была в музее ни разу. (Даже хуже. Один раз явсе-таки ходила в музей, но это был Национальный музей пасты в Риме.) Я поняла,что единственное, чего мне на самом деле хочется, — набивать желудоквкусной едой и как можно больше говорить на чудесном итальянском. И все. Этидва удовольствия и стали моим приоритетом — итальянский и еда (в первую очередьмороженое).

Невозможно описать то наслаждение, которое мне принесли двеэти простые вещи. Помню несколько часов в середине октября — постороннемунаблюдателю они показались бы совершенно обычными, но для меня навсегдаостанутся счастливейшими в жизни. Рядом с домом, всего через несколько улиц, янашла рыночек, который раньше почему-то не замечала. Там была крошечная овощнаялавочка — местная женщина с сыном продавала свой товар. Темные, почти цветаводорослей листья шпината; томаты, красные, словно налитые кровью, похожие накоровьи внутренности; виноград, золотистый, как шампанское, туго затянутый вшкурку, словно гимнастка в трико.

Я взяла пучок тонких ярко-зеленых стебельков спаржи. И дажесмогла уверенно спросить женщину по-итальянски, нельзя ли взять половину. Мнеодной столько не съесть, объяснила я. Зеленщица тут же выхватила у меня пучок иразделила надвое. Я спросила, всегда ли они стоят здесь, и она ответила: каждыйдень в том же месте с семи утра. А ее сын, настоящий красавчик, хитро взглянулна меня и добавил: «К семи — это если она не проспит…» Мы дружно рассмеялись.Весь разговор шел на итальянском — а ведь всего пару месяцев назад я ни словапо-итальянски не знала!

Я пошла домой и сварила на обед два свежих коричневых яйцавсмятку. Очистила их и положила на тарелку рядом с семью стеблями спаржи(такими тоненькими и хрустящими, что их даже не пришлось готовить). Добавилаоливки, четыре ломтика козьего сыра, купленного вчера в formaggeria пососедству, и два кусочка розового маслянистого лосося. А на десерт —великолепный персик, его женщина с рынка дала бесплатно: он все еще хранилтепло римского солнца. Очень долго я не могла заставить себя прикоснуться к еде— так красиво смотрелся мой обед — наглядный пример умения сделать все изничего. Наконец, налюбовавшись едой, я села на чистый деревянный пол — в томесто, куда попадало солнце, — и руками съела все до кусочка, как обычно,читая статью в итальянской газете. Каждая молекула моего существа быланаполнена счастьем.

Но вскоре, как часто бывало в первые месяцы моегопутешествия, когда меня пере??олняло ощущение счастья, послышался тревожныйзвоночек Чувство вины. Оно говорило презрительным тоном бывшего мужа: «Так вотради чего ты все бросила? Вот ради чего погубила нашу совместную жизнь? Радипучка спаржи и итальянской газеты?»

И я ответила вслух.

— Во-первых, — громко сказала я, — извини,конечно, но это больше тебя не касается. И, во-вторых, ответ на твой вопрос:да.

Говоря о жизни в удовольствие в Италии, нельзя не затронутьеще одну тему, а именно секс. Как же без него?

Могу ответить просто: пока я здесь, я не хочу никакогосекса.

Могу и посложнее, и более искренне: конечно, иногда мнеочень хочется, но я решила пока не играть в эти игры. Не хочу ни к комупривязываться. Да, мне не хватает поцелуев — ведь я обожаю целоваться. (На дняхтак долго жаловалась по этому поводу Софи, что та не выдержала и раздраженновыпалила: «Ради Бога, Лиз, если тебе совсем поплохеет, давай я тебя поцелую!»)Но пока я ничего предпринимать не собираюсь. Когда мне становится одиноко, яговорю себе: ну и пусть, Лиз, побудь немного в одиночестве. Научись быть одна.Прочувствуй, каково это. Хоть раз в жизни задержись в таком состоянии. Радуйсяновому опыту. Но никогда, никогда больше не используй другого человекафизически и эмоционально, наваливая на него груз своей неудовлетворенности.

Такой подход — прежде всего крайнее средство выживания. Яочень рано узнала, что такое влюбленность и сексуальные удовольствия. Едвавыйдя из подросткового возраста, завела первого бойфренда, и с тех пор, то естьс пятнадцати лет, в моей жизни постоянно присутствовали мальчики или мужчины(иногда и те и другие). С тех пор прошло — дайте-ка подсчитать — почтидевятнадцать лет. Почти два десятка лет со мной рядом постоянно были мужчины.За одними отношениями следовали другие — порой и недели на передышку не было. Ииногда я невольно задаюсь вопросом: не мешало ли мне это взрослеть?

Более того, в отношениях с мужчинами я склонна впадать вкрайности. Это даже не совсем точное определение: ведь чтобы впадать вкрайности, нужно иметь какое-то понятие о границах разумного. Я же рядом слюбимым теряю их все. Я целиком отдаюсь чужому влиянию. Если уж я люблю, тоотдаю все без остатка. Свое время, преданность, тело, деньги, семью, собаку,деньги моей собаки, время собаки: все — значит все. Если я люблю, то готовавзять на себя чужую боль, чужие долги (во всех смыслах этого слова) и защититьлюбимого от его же комплексов, а также наделить его воображаемыми хорошимикачествами, которых у него и в помине не было. Я готова накупить рождественскихподарков для всех членов его семьи. Ради него я способна вызвать солнце идождь, и если сразу не выйдет, то в следующий раз уж точно. Отдав другому всеэто и полкоролевства в придачу, я в конце концов почувствую себя полностьюистощенной и измученной, и лишь одно будет способно восстановить мои силы —слепая влюбленность в следующего.

Гордиться тут нечем, но так было всегда.

Вскоре после расставания с мужем я оказалась на какой-товечеринке, и парень, с которым я была едва знакома, заметил: «Знаешь, с техпор, как появился Дэвид, ты стала совсем другим человеком. Раньше во всем былавылитый муж, а теперь — вылитый Дэвид. Ты даже одеваешься, как он, так жепроизносишь слова. Говорят, некоторые люди — копия своих собак Так вот ты —копия своих мужчин».

Видит Бог, мне очень хотелось разорвать порочный круг,устроить передышку и выяснить наконец, как я выгляжу и произношу слова, когдане пытаюсь ни под кого подстроиться! Да и если честно, отказавшись ненадолго отинтимных отношений, я оказала бы обществу щедрую услугу. Когда думаю о своихбывших, вспоминается мало хорошего. Сплошные фиаско. Я перепробовала влюблятьсяв совершенно разных мужчин и каждый раз терпела катастрофу — так столько можно?Сами посудите — если бы вы десять раз подряд попали в серьезную аварию, вам быоставили водительские права? А вам самому захотелось бы водить машину?