– А салон она зачем продала?

– У всего в этой жизни есть цена. Ковалёвой срочно потребовались деньги. Она их получила, продав салон. Еще вопросы?

– Это ты Слуцкого посадил? Руками Кириянова?

– Без моей помощи не обошлось, – подтверждает Костя мои догадки.

Бесит его невозмутимый и спокойный тон. До зубовного скрежета. Заставляю себя дышать, сосредоточившись на этом простом действии.

– То есть Алёна, родив от этой падлы сына, к тебе за помощью потом обратилась? Да еще и за моей спиной? В таком случае вывод сам собой напрашивается, Костя. Это ты ее подтолкнул тогда уйти от меня? Шантажировал, да? Никакого салона Слуцкий Алёне не отписывал? Ты подачки ей кидал и мне байки травил, чтобы она, беременная от другого, с моих горизонтов исчезла и у нас в семье не случилось на тот момент новой шумихи, которая поставила бы жирную точку в предвыборной кампании отца?

Гончаров трет рукой подбородок, заросший щетиной.

– Хм… – задумчиво тянет он. – То есть Ковалёва призналась тебе, что родила сына от Слуцкого?

– Ушла от ответа. Но мы оба прекрасно знаем, что с моим сыном ты бы так не поступил. Как и не допустил бы, чтобы он рос безотцовщиной. Пунктик у тебя на этот счет имеется. Поэтому версию, что ребенок мой, я сразу же отмел. А другого мужчины, кроме Слуцкого, на тот момент у Алёны не было.

– Да, пунктик, – тяжело вздыхает Костя. – Правильно ты рассуждаешь, Ян...

– Правильно это, по-твоему, да? Девчонке жизнь ломать в угоду каким-то своим принципам?

Повисает молчание. Гончаров сканирует меня долгим и внимательным взглядом.

– Ян, я в тебя столько души вложил, – начинает Костя вкрадчивым голосом. – Постоянно учил выстраивать логические цепочки. Требовал не рубить с плеча, держать эмоции под колпаком. Но эти пункты ты исправно проваливал, а я потом платил штрафы, прикрывал тебя от отца, огребая за это, когда твои косяки все равно всплывали. Ну допустим, девушка тебя сильно зацепила, эмоции вызвала своим уходом. Затем сложная операция Эрика, какие-то твои личные переживания по этому поводу и как итог – ты сам в коматозе на больничной койке провалялся пару недель. Но остальные-то три года ты где был? Слушал мои однотипные ответы и тебя все устраивало? Только сейчас возникли ко мне вопросы?

Это называется «брать на понт» и «бросать пыль в глаза». Любимая Костина фишка. Отец не зря доверил ему свою предвыборную кампанию. До сих пор занимает высокие строчки в рейтинге, благодаря подвешенному языку Гончарова и его связям.

– Я тебя прямо спросил: ты Алёну подтолкнул к этому решению? Не надо мне лить в уши воду, отвлекая от главного.

– Прямо отвечаю. Ковалёва сама приняла такое решение. И на твоем месте я бы оставил всё как есть и больше не трогал девушку. У нее своя устоявшаяся жизнь. С чужим для тебя ребенком. У тебя своя. Пересеклись ненадолго в прошлом и разошлись кто куда. Гормоны свои усмири и направь в рабочее русло. На твои плечи сейчас возложена большая ответственность, ты занимаешь кресло руководителя. Поэтому держи себя в руках, – чеканит Костя последние предложения.

– Как ты?

– Как я. У Ковалёвой есть молодой человек. Генрих Нейман. Он из наших. Серьезный мужчина, с такими же намерениями на нее и ее ребенка. Поэтому не надо никому вставлять палки в колеса и ворошить прошлое. Которого уже не изменить.

Еще чуть-чуть, и разум сегодня возьмет отгул, а Костя полетит в Новокузнецк с разбитым лицом.

– Ты, смотрю, для постороннего человека хорошо осведомлен о ее жизни, да?

– Я не интересовался ее жизнью. Но с Иващенко мы с теперь ведем переговоры, а Генрих представляет его интересы в Москве. Нейман прилетает на координационные совещания раз в две недели. На одном из корпоративов я увидел их с Ковалёвой вместе. Отличная пара. Буду рад, если у них все сложится.

– Ясно, Костя. – Я поднимаюсь на ноги, глядя на часы.

Уложились в десять минут. Но если сейчас не уйти, то наш разговор закончится очень печально. Ударить Костю – все равно что поднять руку на отца. А мне бы этого не хотелось.

– Что тебе ясно? – летит в спину.

Я поворачиваюсь, прожигая Гончарова взглядом.

– Душу ты в меня вложил, да, Константин Сергеевич? Как в сына своего, к которому теперь на могилу ходишь?

У робота тоже есть слабые места. Я знаю все до единого. Костя ожидаемо меняется в лице, когда напоминаю про Кирилла.

– Другого от тебя и не ожидал. – Он отрицательно покачивает головой, в глазах появляется ярость. – Оставь девушку в покое, Ян. Сломаешь. С Нейманом ей будет спокойнее и проще, чем с тобой. Хватит подкармливать свои эмоции и искать с ней встреч. Научись себя контролировать. Это мой тебе совет.

– Блядь, мне тебе уебать сейчас охота за все твои слова и хладнокровие.

– И мне. Потому что я заебался разруливать твою бурную деятельность. Ты порой берегов не видишь. Совсем. Как что-то вдолбишь в свою отшибленную голову, и намертво. Какого хера опять в спорт вернулся? Адреналина в жизни не хватает? А о девчонке забудь. Она тебя к себе не подпустит.

– Я теперь еще сильнее хочу знать, Костя, в чем твой интерес к Ковалёвой. Явно не в автомобильном салоне, который вдруг оказался у нас на балансе. Ты никогда и ничего не делаешь просто так.

– Ян, – снова окликает Костя, когда я открываю дверь. – Неужели так зацепила? Даже с чужим ребенком примешь? – спрашивает он.

– Ты же однажды тоже принял такую. А потом оплакивал ее сына как родного, когда он умер. Разве не так?

Лицо Кости превращается в камень. В глазах лед. Гончаров коротко кивает на дверь, тем самым показывая, чтобы я убирался вон.

Вот и поговорили.

Надавили на болевые точки друг друга, оставив в душах осадок. Но хотя бы что-то прояснилось. А если докопаюсь до правды и узнаю, что Костя подтолкнул Шипиеву к тому, чтобы она со мной рассталась, и затем покрывал ее беременность и ребенка от Слуцкого, то не сносить Гончарову головы. Хотя нет. Обойдемся без рук. Отплачу ему той же монетой.

Я выхожу из кабинета и направляюсь на парковку, чувствуя, как потряхивает от эмоций. Никак не могу избавиться от мысли, что в последнее время все летит к черту. И настроение, и рассудок, и самообладание. Я бы и рад оставить Алёну в покое, но где взять столько терпения и выдержки?

Набираю Белова, чтобы сказать, что с этого дня он сам ведет работу с секциями Ковалёвой. Не хочу никого трогать. По крайней мере, пока не успокоюсь и не выясню кое-какие детали. Однако Семён Яковлевич сообщает, что попал в больницу и мне теперь не соскочить, пока его не выпишут. Ну отлично... Просто замечательно. И как теперь быть? Когда от одного присутствия Алёны шумит кровь в ушах и оглушительно колотится сердце.

– Не хочу, мам. – Андрей отодвигает от себя тарелку с кашей, спрыгивает со стула и идет к окну.