— Я жалею о том, что не набрался смелости признаться тебе раньше.

Я развернулась к другу, отвечая на его пристальный взгляд.

— Не надо. Глупо жалеть о чем-то… Ведь исправить ничего нельзя. Лучше учиться на своих ошибках, и стараться не повторять их в будущем.

Чит как-то странно усмехнулся.

— А ты? Ты не о чем не жалеешь, что делала в прошлом?

— Нет. Задумываюсь, грущу, иногда мысленно даю себе пинка под зад, но не жалею. Ты же знаешь, какая я вспыльчивая. Если жалеть о каждом своем слове и поступке, что был сделан на эмоциях, можно погрязнуть в самобичевании.

Чит рассмеялся, кивая на мои слова.

— О, это ты в точку! Хотя иногда твоя несдержанность только на руку…

— Это ты о чем?

— Помнишь Стивена Роулса? Ну, тот маг, кому посчастливелось стать твои первым парнем. Вы были вместо довольно долго.

— Полгода.

— Если точнее, семь с половиной месяцев, — хмыкнул Чит, а я широко открыла глаза, — ну да, я считал и помню. Ты была такая счастливая рядом с ним, а я места себе не находил. Знаешь, одновременно радовался, что тебе хорошо, и готов был биться головой о стену от мысли, что это не я тебя постоянно обнимаю…

Ох, я хорошо помнила Стивена. Моя первая «большая любовь», тот, кому я позволила больше, чем всем другим… Мой первый парень в постели, и, как оказалось, большущий бабник, не умеющий хранить верность одной.

— К чему ты вспомнил Стива? — стараясь уйти от плохих мыслей, спросила я.

— Ну, как же? Ты тогда застала их целующимися в мужском туалете с девушкой, не помню, как ее звали…

— Давина Мэлб.

— Точно! А не помнишь, кто надоумил тебя заглянуть в святая святых мужчин, чтобы застать их?

— Как нет? Ада! Она буквально силой заставила меня открыть туда дверь, на спор…

— А знаешь, кто сказал Аде?

Я уставилась на друга. Неужели?..

— Ага! — кивнул Чит, подтверждая мои догадки, — ты была тк сильно влюблена в Стивена, что не поверила бы мне, если б я просто рассказал. Поэтому я решил, что ты должна все сама увидеть. Вот и «проболтался» Аде, мол, случайно увидел… А та уж сама понимала, что нужно делать.

— Ты ненормальный, — я покачала головой, — а при чем тут моя вспыльчивость?

Тут Чит не стал скрывать довольную улыбку.

— Черт, я до сих пор помню Стивена, с горящим задом выбегающего из туалета!

Точно! Мы вместе расхохотались, вспоминая, как он носился по коридору, пытаясь затушить пожар на штанах, и как потом две недели лечил ожоги и не мог сидеть. Лекари удивлялись, что раны так долго затягиваются, а я лишь пожимала плечами, ничуть не раскаиваясь, хотя директриса и сделала мне строгий выговор, и даже сообщила родителям… Но это того стоило. С тех пор я крайне осторожна с влюбленностями, и не позволяю открываться кому попало. Опыт, хоть и горький, учит лучше любых учебников.

— Да уж, сейчас кажется смешным, а тогда мне казалось, что я предана, раздавлена… — я покачала головой, вспоминая свои бессонные ночи со слезами. И неожиданно вспомнила, — а ты был тогда рядом, Чит. Утешал, помогал… Я воспринимала, как должное. Спасибо тебе…

Меня вновь взяли за руку, вынимая из пальцев бокал. А затем мягко поцеловали ладошку, заглядывая в глаза.

— Ты все понимала правильно. Я должен был, потому как сам все не решался… Мне невыносимо сейчас от того, как я был труслив… Черт, Стеф, я надеюсь, что не потерял тебя, пока так отчаянно тупил все эти годы…

Я растерялась от таких слов, но Чит уже отпустил меня, вновь наполняя бокалы вином. Это было кстати — в горле пересохло, и я жадно осушила бокал.

— Стефи, куда ты торопишься, — парень со вздохом заново налил вино, — я не отпущу тебя сегодня… Просто так.

— Что это значит?

— Это значит, хоть ты сейчас все вылакаешь за минуту, мы будем сидеть тут и общаться. Я наконец могу быть откровенен, а завтра тебя похищает этот…. Ассистент. Короче, я не позволю тебе так рано уйти. Давай поговорим, а?

Я кивнула, улыбаясь, и мы говорили, до тех пор, пока небо не стало усыпано звездами, и не взошла луна, что освещала теперь нас не хуже фонарей. Не полнолуние — но все же красиво и загадочно. И очень, очень романтично.

— Ложись, — Чит мягко надавил мне на плечи, — посмотрим на звезды. Я ведь могу назвать тебе кучу созвездий.

— Я уже не удивляюсь твоим знаниям, — вздохнула, растягиваясь на пледе, и смотря на красоту ночи, расслабившись, прикрыв глаза, и слушая лишь тихий голос Чита, что рассказывал про легенды о звездах, разных поверьях и приметах.

Где-то через полчаса, когда я окончательно погрузилась в сладкую негу, голос друга прервался. Я, все так же лежа, ощутила короткое движение, и распахнула глаза.

Вместо неба его карие, теплые глаза. Прямо передо мной, мягко сияют и успокаивают своим вниманием, светом, лаской. Я вздыхаю, собираюсь что-то сказать — но не успеваю, потому как губы Чита накрывают мой рот. Нежно-нежно, трогательно целуя, захватывая губы и поднимая с глубины души доверие, надежность, и желание раскрыться этим чутки прикосновениям.

Наш поцелуй, первый, такой правильный. В самый нужный момент, в самом готовом состоянии. И я отвечаю, так же нежно и открыто, как Чит, стараясь быть максимально честной с другом… Который уже вовсе не просто друг.

Чит отрывается от меня, дыша глубоко, и мягко касается губами моего лба. Я вздыхаю, не делая попыток отстранится — к чему уж? Теперь мы явно перешли какую-то тонкую черту между нами, и уже не сможем вернуть все назад.

— Спасибо, — еле слышно шепчет Чит, и встает. Я поднимаюсь вслед за ним, и понимаю, что похолодало.

— Нужно возвращаться, — произношу, и улыбаюсь, стараясь показать, что все хорошо.

— Я провожу.

Он собирает вещи, а я смотрю на лес впереди, не отрывая взгляда. Чит показал мне, как может быть хорошо с ним. Как мое сердце отзывается, допуская, что он не просто друг, а нечто больше… И может стать еще ближе стоит мне подпустить, позволить, разрешить… А я стою, вглядываясь в темные деревья, и размышляю, бегает ли сегодня Ричард. И видел ли он то, что случилось?

— Идем? — Чит подходит, мягко обнимая, и привлекая к себе, стараясь защитить от холодного ветра.

— Идем, — киваю я, понимая, что мне не хочется убирать его руки.

Оказавшись в свой комнате, я лишь сбрасываю с себя одежду, и, быстро умывшись, отправляюсь в кровать. Утро вечера мудренее. С этой мыслью я засыпаю, крепко и без сновидений.

Когда ты ложишься спать около двух часов ночи, то рассчитываешь, что тебя не будут будить хотя бы до десяти утра. А лучше до двенадцати. А уж совсем хорошо — до двух.